Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья

22
18
20
22
24
26
28
30

Что касается Абакаса, насчёт него споров быть не может: он смотритель за адским огнём, раздувающий и поддерживающий его. Он изображается в виде фигуры с человеческим туловищем, человеческими руками, но с петушьей головой и змеями вместо ног; в правой руке его плеть, а в левой щит с двойным крестом внутри.

Согласитесь, что в этом изображении всё прозрачно и ясно. Петушья голова напоминает нам о Солнце, но чтобы мы, всё-таки, не подумали о божественном свете, здесь помещены щит и хлыст, символы нестерпимого испепеляющего жара. О змеях нечего и говорить: на ум тут же приходит Василиск, страшный царь всех ползучих гадов, подчинённый сатане. А обрубленное человеческое туловище с руками является, конечно же, частью образа грешников, которые попали в лапы к дьяволу и, утратив свой облик, превратились в отвратительных монстров.

* * *

– Но колдун определенно сказал, что рыцари Храма поклоняются Бафомету и Абакасу? – спросил Фредегариус.

– Да, и вот как он это описал. У них, говорил он, есть идолы Бафомета и Абакаса; они почитают этих идолов, как представителей Бога и Спасителя; они касаются истуканов короткими верёвками, которые затем носят на теле под рубахой; всё, что они делают, они делают из благоговения перед этими идолами; кроме того, рыцари поклоняются ещё некоему чёрному коту, который иногда является им на их собраниях. Умерших братьев они кремируют и подмешивают пепел в общую трапезу. Наконец, они плюют на распятие, целуют друг друга непристойным образом и питают склонность к содомскому греху, – Робер сморщился, как от зубной боли.

– Отречение от Христа и осквернение распятия могут не быть преступлением. В первых монашеских общинах так принимали новых братьев, делая из этих святотатцев и вероотступников настоящих христиан, – заметил Фредегариус. – Помимо того, отречение было испытанием на обет повиновения старшим, а в качестве искупления вновь обращенные постились три пятницы.

– Вам лучше знать, святой отец, – согласился Робер с видимым облегчением. – Я надеюсь, что и другие обвинения против рыцарей Храма столь же легко будут отвергнуты или окажутся сущим вздором.

– Поэтому я не стану записывать это. Как вы верно изволили заметить, рыцари Храма совершили и продолжают совершать множество богоугодных дел, а если виноваты в чём-нибудь, то пусть их судит святейший папа, который никогда не ошибается, – сказал Фредегариус.

– Да будет так, – Робер опять перекрестился и уже в полный голос произнёс: – Да, велика святость и значительны подвиги рыцарей Храма; добрую память оставят они о себе. Но и наше госпитальное братство тоже останется в памяти людей. Гордыня – большой грех, но гордость за хорошее дело не греховна, – не так ли, святой отец? А нам есть чем гордиться. Мы воевали за веру, мы защищали паломников и мирных жителей, мы помогали страждущим. К тому времени, когда я покинул Иерусалим, при нашем госпитале действовала медицинская школа, где изучались всевозможные способы лечения. Наши братья-лекари достигли во врачевании больших успехов, соединяя целительную силу снадобий с искусством опытнейших хирургов.

Папа Гонорий II, предоставляющий официальное признание ордену тамплиеров. Художник Франсуа Гранье

Господь благоволил нам: в госпитале излечивались даже безнадежные больные, такие тяжелые, что другие лекари отказывались от них. Без помощи Бога больного человека исцелить нельзя, но и без умения врача это сделать трудно. Всемогущий милосердный Бог дает нам таланты, Он направляет нас на путь, но беда, если мы надеемся только на Бога. Господу ничего не стоит, к примеру, вылечить больного, но коли Он этого не делает, значит, перекладывает заботу о лечении на нас. Я правильно понимаю, святой отец?

– Болезнь – это испытание или наказание за грехи, – сказал он: – А почему вы покинули Иерусалим?

– Тоска по родине. Она оказалась сильнее, чем чувство долга, – с вздохом признался Робер. – Много лет я прожил в Святом городе; мои занятия по укреплению нашего госпитального братства, коим я предавался со страстью и увлечением, вначале полностью поглощали меня, но пришло время, когда мне стало чего-то не хватать. Казалось бы, всё было в моей жизни: служение рыцарству, книги и науки; казалось бы, я достиг всего, о чём можно только мечтать – уважения и богатства; однако странное беспокойство всё более овладевало мною.

Я боялся себе признаться, отчего это происходит, но рано или поздно я должен был задуматься о причинах своего душевного томления, а задумавшись, осознал, что Иерусалим, со всеми его красотами и святынями, чужой город для меня. Когда я расставался с моими друзьями, один из них сказал: «Я соскучился по родным местам, мне надоела жара и безводные пустыни. Я хочу увидеть наши зеленые поля, пышные леса, широкие реки и бескрайние озера». Тогда я не ощущал в себе этой тоски по родине, но пришла пора, когда она сделалась неодолимой.

Иерусалимское королевство стало казаться мне привалом на моём пути, а не конечной целью. Я будто бы отдыхал, набирался сил и готовился к дальнейшему походу. И вот, наступил момент, когда раздался сигнал к выступлению, и надо было отправляться в дорогу.

Часть 11

Об уставе рыцарского братства. Возвращение в родовой замок. О гномах и домовых. Отношения с крестьянами и право первой ночи. Удивление соседей

– Я вернулся на родину, оставив значительные средства нашему братству в Иерусалиме. Я оставил братьям-рыцарям и большую часть своего снаряжения, и прекрасных верховых лошадей, поскольку во всём этом была нехватка в Святой Земле, – Робер плеснул вина в свой стакан и отпил пару глотков. – Не подумайте, что я навсегда покинул ряды нашей госпитальной общины: нет, такой поступок был бы бесчестным и низким, ведь я по доброй воле присоединился к ней! Однако жесткого устава у нас не было, почему и дозволялись некоторые вольности.

– А вы знаете нынешний Устав рыцарей Святого Иоанна? – спросил Фредегариус.

– А как же! Меня не забыли: когда я уже жил в своём замке на родине, ко мне приехал посланец от нашего братства. Мы обсудили с ним кое-какие важные вопросы, и он открыл мне некоторые секреты, которые я не знал, в том числе речь шла о нашем новом Уставе, – сказал Робер. – Могу зачитать вам его основные положения, если вы того желаете, я их затвердил наизусть: «Каждый брат должен свято хранить три обета: обет целомудрия, послушания и добровольной нищеты без собственного стяжания. Надлежит братьям твёрдо стоять за веру христианскую, придерживаться всегда справедливости; когда произойдет война между двумя христианскими государями, да не прилепляются ни к одной стороне, но всевозможно да стараются о прекращении раздора и об утверждении между ними согласия и мира.

Следует каждому брату помогать обиженным, защищать и освобождать угнетённых, печься о вдовах и сиротах. Священнослужению и богопочитанию все братья ревностно прилежат и сто пятьдесят крат ежедневно да чтут молитву Господню; в определённые времена да постятся; ежегодно три раза да причащаются Святым Тайнам, то есть всегда в три торжественнейших праздника – Рождества Христова, Пасхи и Пятидесятницы. В известные времена благоговейные крестные ходы да учреждают, и в оных о мире христиан и постоянном согласии да призывают Бога».

Есть в Уставе положения о новых членах братства, которыми не могут быть рожденные от язычников, от иудеев, сарацин и сих подобных. И самое для меня, грешного, главное, – если кто учинил человекоубийство или обязан супружеством, в братство не приемлется; а кто, вступив в него, подобное учинит, из братства исторгается. Увы, мне, святой отец, – это последнее правило мною было нарушено, так что теперь я изгнанник и отверженный!