Мать не могла согласиться с ними, потому что её тревожила мысль: «А что если это не подкидыш, а действительно мой ребенок, только испорченный чьим-нибудь дурным глазом?».
Наконец, одна старушка над ней сжалилась и сказала:
– Прежде всего, нужно узнать, наверное, подкидыш ли это или нет. А чтобы это узнать, возьми ты полдесятка яиц, разбей их скорлупу на половинки, положи перед ребенком на очаг и налей в них воды. Что из этого выйдет, сама увидишь. Только смотри, приготовь заранее калёные щипцы, чтобы хорошенько пугнуть гнома, если ребенок окажется подкидышем.
Мать приняла совет старухи и, вернувшись домой, положила в печь щипцы калиться и стала разбивать яйца перед очагом. Увидев это, ребенок вдруг приподнялся, смолк и стал внимательно глядеть на мать.
Когда же она разложила на очаге яичные скорлупки и налила их водой, ребенок вдруг обратился к ней и сказал:
– Что это ты, мать, делаешь?
Мать невольно вздрогнула, услышав это, но отвечала как можно равнодушнее:
– Сам видишь, что я делаю: воду кипячу.
– Как? – продолжал мнимый ребенок с возрастающим удивлением. – В яичных скорлупах кипятишь воду?
– Ну, да, – отвечала мать, заглядывая в печь, чтобы видеть, готовы ли щипцы.
– Да помилуй, – закричал гномик, всплеснув руками, – я вот уже тысячу пятьсот лет живу на свете, а никогда ничего подобного не видывал!
Тут женщина выхватила из печки раскалившиеся докрасна щипцы и с яростью бросилась на подкидыша, но тот быстро выскочил из колыбели, прыгнул к печке и вылетел в трубу. А в постельке, на месте безобразного гнома, лежал её драгоценный малютка, подложив одну ручонку под голову, а другую крепко прижимая к своей груди, которая слегка подымалась легким и мерным дыханием. Кто передаст радость матери?..
– Так рассказывали у нас эту историю, но она вызывает у меня большие сомнения, – покачал головой Робер. – Гномы не настолько малы, чтобы их можно было принять за детей, и все они бородатые: даже у их женщин растут бороды, но из вечного женского стремления к красоте гномессы ежедневно бреются, оставляя на щеках лишь бакенбарды. Так можно ли поверить, спрашиваю я, что мать не заметила, как у её дитяти в одну ночь появилась борода?
Я сторонник точных и проверенных знаний, которые свидетельствуют о том, что гномы живут обычно в горах, славятся кузнецким мастерством, боевым искусством и сильны в магии. В целом, это добрый и трудовой народ, но они сильно пострадали от людской алчности, потому людей недолюбливают. Они прячутся в глубоких горных пещерах, там построены ими подземные города и дворцы. Иногда они выходят на поверхность, и если встретят в горах человека – пугают его громким криком.
За сокровищами гномов охотятся драконы, и гномы поэтому находятся с ними в постоянной войне. Говорят, что те драконы, что выползали раньше на поверхность земли, как раз и спасались от гномов, но от судьбы не уйдёшь. Убежав от подземных жителей, драконы гибли от рук рыцарей: по-моему, я уже рассказывал, что в нашей местности последнюю гадину истребили за двести лет до моего рождения.
В своих подземельях гномы воюют и с другими чудовищами – гримтурсами. Гримтурсы не такие большие, как драконы, хотя превосходят по размерам лошадь, а прячутся обычно в глубоких расщелинах скал или роют себе норы в земле. Гримтурсы похожи на громадных пиявок, однако имеют ядовитые жвалы, нечто вроде челюстей сколопендры, и также быстры и опасны, как эти мерзкие сороконожки. Размножаются они, подобно муравьям, откладывая сотни яиц, которые высиживает их матка, – вот та уже близка по величине к дракону. Гримтурсы охраняют её день и ночь, и горе тому живому существу, что приблизится к кладке!
Гномы уничтожают гримтурсов всеми доступными способами, но этих тварей так много, что до окончательной победы пока далеко.
Признаться, самих гномов мне не доводилось видеть в своём замке; их присутствие выдавали всякие косвенные признаки: постоянно пропадал шанцевый инструмент, исчезали свечи, и просто напасть какая-то была с обувью! Башмаки у моих слуг исчезали постоянно, так что я не успевал заказывать новые у местного башмачника. Всё это – инструмент, свечи и башмаки, – конечно же, было востребовано гномами и похищалось ими по необходимости.
А вот домового я видел собственными глазами. Он поселился в замке при моём деде, привезённый в старом сапоге из прежнего скромного жилища, где раньше обитало наше семейство. К моему деду домовой был очень привязан: перед тем, как деду умереть, он выл, стучал посудой и хлопал дверьми, показывая, как трудно ему расставаться со старым хозяином.
Ещё домовой любил лошадей, особенно пегой масти. Он холил их, заплетал гриву и хвост, давал корм, отчего лошади добрели. К вороной же масти домовой почему-то относился плохо; когда в нашу конюшню привели вороного жеребца, то грива и хвост этого коня были вечно спутаны, ясли ломались, корм просыпался на землю. Жеребец был беспокоен и худел, – в конце концов, пришлось его продать.