Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья

22
18
20
22
24
26
28
30

– О, прекрасный план! Не думаете ли вы, что мы решились штурмовать Кагор, не имея плана? Мы с бароном Рони разработали хитроумнейший план взятия города, – но, тсс, господа, я не могу вам открыть всего, сами понимаете, военная тайна. Не дай Бог, прознают вражеские лазутчики… – Генрих с самым серьёзным видом приложил палец к губам.

Свитские с пониманием закивали, а Рони помимо своей воли улыбнулся.

* * *

Однако ни на второй, ни на третий, ни на чётвертый день королевская армия не смогла взять Кагор. Трижды солдаты Генриха взбирались на городские стены, и трижды защитники крепости отражали приступ. Когда были разбиты ворота, обороняющиеся завалили проём большими камнями и брёвнами; когда была взорвана часть стены, защитники Кагора выстроили баррикады и продолжали мужественно отбивать атаки королевских солдат.

И теперь уже Генрих прокричал приветствие защитникам крепости и прибавил:

– Какие молодцы! Какая честь сражаться с ними!.. Но мы должны взять эту проклятую крепость; нам помощи ждать неоткуда, а к ним она обязательно прибудет. Поторопимся, господа!

– Сир, – сказали ему, – мы потеряли половину войска. Наши солдаты измучены, а боеприпасы на исходе. Разрешите армии отдохнуть немного.

– Нет, – ответил он. – Нельзя останавливаться, иначе мы потеряем всё! Город получит резервы, и нас погонят отсюда, как лисицу, забравшуюся в курятник. Всех, кто ещё способен воевать, – вперёд! Раздать все оставшиеся боеприпасы солдатам! Огня, больше огня!..

К концу пятого дня Кагор, наконец, пал: его защитники сложили оружие. Им нечего было стыдиться, они дрались до последней возможности. Просто их противник оказался сильнее, потому что он сражался за правое дело, и удача сопутствовала ему.

В окружении своих дворян Генрих объезжал городские улицы, на которых лежали трупы солдат и мирных жителей. Многие дома горели, от дыма першило в горле. Король приложил платок к носу и покачал головой:

– Бедные горожане! Худо им пришлось. Когда солдат гибнет в бою, это естественно, такова его доля – сражаться и погибать. В конце концов, смерть на поле битвы почётнее, чем на старческом одре от размягчения мозга и расслабления кишечника. Но мирные жители… Их убивают мимоходом, невзначай, и гибель их не вызывает уважения… Бедные горожане!..

Объехав город, Генрих остановился в цитадели, не тронутой разрушениями и пожарами, так как её защитники сдались сразу после падения основных городских укреплений. В доме коменданта для короля приготовили ужин и постель; пошатываясь от усталости, он направился туда, как вдруг из сторожки, стоявшей у стены, грохнул выстрел и пуля прожужжала в воздухе.

– Что за шутки?! – сердито воскликнул Генрих, а его дворяне приготовились к бою.

– В сторожке живёт полусумасшедший старик, – пояснил насмерть перепуганный комендант. – Раньше он был лихим солдатом, а когда состарился, стал никому не нужен. Из уважения к его былым заслугам я дал ему работу – следить за сараем, в котором хранится всякий хлам. Видимо, старик совсем спятил: он решил оборонять свою сторожку от вашего величества.

– Вот как? – сказал Генрих. – Хорошо, поговорим с ним на его языке. Эй, воин, в стрельбе из-за укрытия нет доблести! Выходи и сразись со мной в открытом поединке, если ты настоящий солдат!

Дверь сторожки открылась, и старый вояка появился на пороге. Ветеран был изрядно пьян и мог стоять только привалившись к дверному косяку, но лицо старого солдата выражало непреклонную решимость сражаться.

– Защищайтесь, сир! – прохрипел он.

Выставив старинную шпагу, старик бросился на короля, однако, не пробежав и трёх шагов, упал на землю.

Дворяне захохотали, а Генрих укоризненно заметил им:

– Полно, господа! Конь о четырёх ногах, и то спотыкается. Пропустите меня, я сражусь с этим доблестным сыном Марса.

Старик с большим трудом поднялся, причем, его панцирь от падения съехал набок, а шлем закрыл ему глаза; тем не менее, этот смелый воин бесстрашно пошёл в атаку. К его большей досаде, король легко отражал все выпады, а дворяне тем временем прыскали от смеха. Правда, лицо Генриха выражало тревогу и он говорил со всей серьезностью: