Десять жизней Мариам

22
18
20
22
24
26
28
30

«Maman преподала мне хороший урок насчет les blanches[59], – от сильных эмоций голос ее звучал чуть сдавленно. – Для les blanches я цветная. И даже достаточно черная. Чтобы подвергнуть… обработке. Чтобы… купить и продать. Et maintenant[60]».

Мари объяснила, что училась этому искусству у матери, которую учила ее мать, знахарка из Дагомеи, поклоняющаяся лоа Легбе[61], а ту во время набега захватили в плен португальцы. Добравшись до Гаити, а потом до Ямайки, она и другие сбежали в горы и создали собственную общину без белых людей, где и жили в своем мире. На самой Ямайке я не бывала, только в местах неподалеку, но даже до меня доходили слухи о свирепых маронах, живущих за туманом гор.

«Когда я была très jeune, очень маленькой, – продолжала Мари Катрин, – плантаторы иногда устраивали набеги на нас. Приходили с оружием и собаками». Она усмехнулась, ее глаза слегка остекленели при этом воспоминании. «Когда они нас находили, а это случалось нечасто, то les chiens[62] отказывались нас выслеживать!»

Лучше всего действовали сушеный красный перец, гниющее мясо и густая слизь, выжатая из желез сурка, опоссума или скунса. Все это смешать и нагреть. Когда Мари готовила зелье, Цезарь опрометью убегал. От этого запаха желудок могло вывернуть наизнанку даже у слона.

«Это лучше всего делать на открытом воздухе, подальше от жилья, – говорила Мари с озорной улыбкой на губах. – Или в пещере, где тебя никто не увидит».

«И не унюхает!» – сдавленно выдохнула я, выбегая из комнаты; желудок скрутило. Мари рассмеялась, словно колокольчики зазвенели.

«Точно! От этого у собак аж слезы потекут, – сказала она, позвав меня обратно. – Много не наливай. По капельке через каждый фут вокруг хижины или проема, который хочешь защитить. А если самой придется бежать, моя Мариам? Eh bien[63]. Размажь по себе несколько капель, – продемонстрировала она, проведя рукой в области сердца. – Comme ça[64]. Этого достаточно, чтобы и собака, и лошадь отвернули в сторону».

И вот, когда к моему дому пришли искать женщину игбо, мужчину, его сына и женщину менде, собаки убежали, скуля. И Роберт Нэш, недолго думая, принял, по его мнению, разумное деловое решение. Продал меня.

За всю жизнь меня похищали, покупали и продавали пять раз, так что аукцион в Вигфолл-Тернинг ничем особым мне не навредил. Торговец тыкал и подталкивал нас – я отшвырнула его грязную грубую руку от своих интимных мест и зарычала, когда он попытался расстегнуть мне платье. Он замахнулся, но я придавила пяткой носок его ботинка, и он передумал. Не стоит портить товар перед покупателями. Поэтому он расхаживал взад-вперед, как петух на рассвете, пиная землю ботинками, размахивая руками и заливаясь соловьем о стоимости своего «товара». Покупатели, такие же грязные и грубые, улюлюкали и подначивали его, то и дело поднимая в воздух фляжки и плюясь на землю табачными жевками. Они сделали ставки между собой и теперь старались либо «пересидеть», либо дожать торговца, надеясь, что он снизит цены. А как бы заполучить этого негра за пять сотен вместо восьми? Вот эту девку неплохо бы отдать на расплод. А как насчет того мальчишки? Сейчас-то маловат, но со временем…

– И сколько дашь за эту пригожую бабенку? Набавляйте цену, жентльмены, не тушуйтесь, впечатление может быть обманчивым. Она, понятное дело, не весенний цыпленок, но и не старая курица. У нее крепкая спина и сильные ноги, отлично подойдет для работы в поле или, – и здесь он, должно быть, подмигнул, потому что все заржали и принялись подталкивать друг друга кулаками под ребра, – любого другого занятия, которое вы ей найдете… Продается в погашение долгов, а так-то нрав у нее покладистый, как сказал хозяин. Да к тому ж она еще и лекарка и повитуха, вот и будет пользовать ваших племенных девок. Я слыхал, она и за белыми женщинами ухаживала. Хорошее вложение, господа. Ее ж можно и в аренду сдавать и прибыль получать.

Он не упомянул, что я ведьма, что у меня не все в порядке с головой, что я пыталась топиться в Быстром ручье. Видать, Нэш ему не сказал.

– Начальная цена, жентльмены, восемьсот. Могу я получить восемьсот?

Тут все загалдели, и я не особо обратила на это внимание, пока один из грязнуль не поднял руку и не указал пальцем.

– Тысяча четыреста пятьдесят, я слышу; полторы тысячи?

Должно быть, он услышал «полторы тысячи», потому что его следующие слова были:

– Продано! А. В. Маккалоху.

2

Шотландец

До фермы Маккалоха было три дня езды, три долгих дня с тихими восходами и закатами, отмеченных только топотом и ржанием лошадей, криками птиц да чиханием и кашлем мальчика по имени Джемми, которого Маккалох купил на аукционе после меня. Этот человек больше разговаривал с лошадьми, чем с нами, да и когда говорил, я не могла разобрать ни одного слова.

– Он шотландец, горец, – прошептал Джемми.