– Пойдемте наверх, – сказала Роуз, и Элинор пошла показывать, где они планируют сделать детскую.
Элинор смотрела, как Роуз ходит по комнате и показывает, что нужно переделать. От финансовых подробностей, которые Роуз обсуждала с Берни, ей было не по себе – столько денег та готова была потратить на красоту. Мать Элинор рассказывала, что, когда она родилась, у них не было денег на колыбельку, так что малышку укладывали спать в ящик комода.
Роуз протянула Берни чек.
– Ну все, до свидания.
Элинор поблагодарила ее и изобразила что‐то, что, как она надеялась, напоминает улыбку.
– Моему внуку или внучке нужно все самое лучшее, – сказала Роуз и удалилась, оставив за собой шлейф своих любимых духов «Шанель № 5».
Элинор стояла, уставившись на кухонные шкафчики, и слушала звуки, доносившиеся из детской. Она не привыкла к тому, что в доме кто‐то есть. Один раз Надин в гости пришла, да Роуз иногда заглядывала, а так она целыми днями сидела одна. Может, пойти предложить Берни попить? Элинор слышала, как он ходит наверху взад-вперед, а потом включилась дрель. В конце концов она решила оставить Берни в покое. Миссис Портер прислала книгу стихов Филлис Уитли и рукописное предисловие к ней за подписью Джона Хэнкока [8], и Элинор не терпелось заняться этими материалами. Это издание было даже более ранним, чем сборник стихов Уитли, который Уильям ей подарил, когда ухаживал за ней. Он давно уже не требовал от нее сказку на ночь, и Элинор скучала по времени, когда их отношения были такими легкими. Удобно устроившись в кабинете, она успела прочитать половину книги, как вдруг на лестнице послышались шаги Берни. Она встала, проверила прокладки на животе и вышла к нему в кухню.
– На сегодня все. Вернусь утром.
– Хорошо, спасибо.
Элинор смотрела, как он уходит через заднюю дверь, держа свой ящик для инструментов. Плечи развернуты, голова высоко поднята. Она узнала гордость негритянского мужчины – ее отец держался так же. Элинор думала, что у Берни снаружи машина, но потом увидела в окно, что он ушел пешком. Интересно, где он живет, что за жизнь у него.
С того дня Берни приходил работать каждое утро в восемь, и это заставляло Элинор рано вставать и проделывать свой утренний ритуал, так что ей некогда было жалеть себя. Берни делал детскую для их будущего малыша, напоминая Элинор о том, что впереди ждет что‐то хорошее.
На третий день, пока Берни работал наверху, Элинор в кабинете выполняла проверочную работу, взятую на дом, и тут услышала, как он поет. Она положила карандаш и прислушалась. Мелодия была непохожа ни на что из того, что ей доводилось слушать, но все равно в ней было что‐то знакомое. Потом она поняла: что‐то такое попадалось ей в архивной работе. Элинор взбежала наверх, не успев даже задуматься.
– Извините, что отвлекаю, – сказала она, остановившись в дверях. Берни стоял на лестнице и снимал люстру. – Это ведь вы музыку «большого барабана» поете?
Берни с удивлением посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его блестело от пота.
– Откуда вы про это знаете?
– Я архивист в библиотеке университета Говарда. Помогаю своей начальнице собирать коллекцию музыки, книг и артефактов всей африканской диаспоры, – гордо сказала Элинор. Пусть знает, что она не просто богатенькая домохозяйка!
Берни медленно слез с лестницы.
– А вы откуда ее знаете?
Она прислонилась спиной к дверному косяку. Пыль была повсюду, в комнате пахло опилками.
– Я из Гренады.