Ему не везло. Огромная царская армия разбила самозванца у Добрыничей. Деньги кончились. Наёмные поляки разбрелись по домам. Лжедимитрий становился перед ними на колени, унижался, просил остаться, но они всё равно уходили, не желая воевать без зарплаты. Одна из польских банд, покидая службу, даже стащила в качестве компенсации за невыплаченное жалованье шубу прямо с плеч «царевича». Он дрался, кричал, выходил из себя. Жалел, что взялся за это гиблое дело. И вдруг случилось чудо — сначала сдался Путивль, а потом, по-видимому, от инсульта, не выдержав перенапряжения, умер Борис Годунов.
В сверхцентрализованном механизме российского государства возник вакуум власти. Этот механизм создавали под себя такие властные энергичные люди, как Иван Грозный и Борис Годунов, чья карьера состоялась благодаря опричнине. Грозный механизм требовал грозного царя. Иначе он становился бесполезной игрушкой. Но Борис был мёртв. А его сыну Фёдору едва исполнилось шестнадцать лет. Книжный, образованный мальчик, один из первых русских картографов, Фёдор Борисович, может, и стал бы в будущем энергичным правителем. Но весной 1605 года его просто никто не хотел слушать в Москве. Не нашлось политической группы, которая поставила бы на потомство непопулярного в народе Годунова.
В окружении Лжедимитрия был прямой предок великого поэта дворянин Гаврила Пушкин. При Иване Грозном он ходил в походы на Крым во главе отряда… касимовских татар — маленькой степной орды, поступившей на службу московским великим князьям и поселённой возле города Касимова. Потом командовал стрелецкой сотней.
А при Годунове попал в опалу. Как всякий энергичный человек, способный к самостоятельным поступкам. Пушкин был обижен и, считая себя ни в чём не хуже безродного Годунова, поступил на службу к Лжедимитрию — поверил, что он настоящий сын Ивана Грозного.
Видимо, Гаврила Пушкин обладал даром слова. Именно этого Гаврилу после смерти Годунова самозванец отправил в Москву с посланием русским людям. Гаврила в сопровождении отряда казаков смело приехал в столицу, взобрался на плаху на Лобном месте (там на Красной площади рубили головы и зачитывали царские указы) и провозгласил весть, что в Москве скоро будет настоящий царь. Народ ликовал. Точь-в-точь, как в Киеве во времена «оранжевой революции». Верили, что завтра всё изменится и что наконец-то всем будет хорошо. И царю, и людям.
На этой вере Лжедимитрий и въехал в Кремль. Царевич Фёдор был задушен боярами. Его сестра Ксения, по словам летописца, девица «зелною красотою лепа, червлёна губами и телом изобилна», приглянулась «воскресшему царевичу» Димитрию и стала его наложницей. Новый царь стремился вознаградить себя за тяготы походной жизни и взять всё от жизни царской. Пока в Москву ехала Марина Мнишек, он тешился в бане с Ксенией Годуновой и радовался внезапному вознесению.
Не надо считать людей той эпохи примитивными дураками. Они были такие же, как сегодня. Только без компьютеров и мобильных телефонов. А некоторые высказывали удивительно здравые суждения. Один из них — автор «Написания вкратце о царех московских» — оставил объективный портрет Лжедимитрия: «Рострига же возрастом мал, груди имея широкы, мышцы толсты; лице же своё имея не царсково достояния, препростое обличие… остроумен же, паче и в научении книжном доволен, дерзостен и многоречив зело, конское рыстание любляше, на враги своя ополчитель смел, храбрость и силу имея, воинство же велми любляше».
Иными словами, современник Смуты отметил как энергичность, красноречивость и храбрость Лжедимитрия, так и отсутствие у него царского достоинства. Народ снова начал подозревать, что царь ненастоящий! Он забавлялся конными скачками, построил потешную крепость, которую брали штурмом стрельцы, не носил бороды, отличался простотой в обращении и полным отсутствием царского величия. Жулик какой-то на троне!
Ничего нельзя было поделать с этим народным выводом. Экзальтированная поддержка масс стала охладевать на глазах. Ещё вчера рейтинг Димитрия зашкаливал. А сегодня уже говорили, что он обычный расстрига и что в грамотах Годунова всё-таки содержалась правда по поводу происхождения самозванца.
Власть — это ведь не игрушка. Она даётся не для того, чтобы организовывать шоу. Или, скажем так, не только для того. А Лжедимитрий как шоумен оказался куда сильнее политика. Он не сумел сориентироваться в хитросплетении московских интриг и понять суть противоборства околокремлёвских кланов. Бояре задушили сына Годунова накануне вступления Лжедимитрия в Москву. Но точно так же они могли задушить и его. Тем более что для этого имелись все основания.
Вместе с Лжедимитрием в Кремль вошли казаки, наёмники, польские шляхтичи, худородные дворяне. Они сумели потеснить старую московскую знать, но управлять ещё не научились. Лжедимитрию нужно было или устроить репрессии, как Ивану Грозному, проредив правящий класс и заменив его своими людьми, или хотя бы попытаться стравить между собой различные боярские группировки.
Но он говорил о реформах, готовил поход против Турции, пировал, развлекался с девицами и вёл себя не как царь, а как казачий атаман. Правда, атаман очень образованный и «прогрессивный». Он даже собирался открыть в Москве университет — за полтора века до Ломоносова!
Это был такой первый пробный экземпляр московского западника — прототип Петра Великого. Но Москва ещё не созрела в начале XVII века к модернизации по европейскому образцу. Особенно к той модернизации, которая исходила не от природного царя, правящего согласно воле Божьей, а от весёлого вертлявого проходимца, явившегося с «литовской границы».
Глухим недовольством москвичей воспользовался потомок Рюрика князь Василий Шуйский — тот самый, что в 1591 году руководил следствием по делу убиения Димитрия, а в день пришествия в Москву самозванца признал его воскресшим царевичем. Этот проходимец организовал новый заговор. Лжедимитрия прикончили прямо во дворце и прахом его действительно выстрелили из пушки в сторону Польши, а заодно и Украины, входившей тогда в Речь Посполитую. Мол, заберите своё.
Хотя это было наше общее дело и наша общая дурь. Удивительно наблюдать, как совершенно «по-украински» вели себя тогда московиты, меняя царей, как гетманов. Впрочем, и Московия, и Украина тогда назывались общим именем Русь. Это была наша общая Смута в нашем триедином народе. Такая же общая, как и смута сегодняшняя, в которой самозванцев тоже хватает.
О Василии Шуйском пишут так:
«Россия знала разных лидеров — выдающихся, заурядных, великих главным образом великими злодействами. Двое остались в памяти потомков с репутацией ничтожеств, проваливших всё, к чему прикасались, — Александр Керенский и Василий Шуйский.
Шуйский — единственный правитель, добровольно уступавший иностранцам территории. Некоторые исследователи проводят параллель с Брестским миром, но весной 1918 года немцы и без согласия Ленина могли взять всё, что хотели. Он также единственный, кто оказался в плену и кончил век на чужбине.
Исторический парадокс состоит в том, что человек, приведший Россию на грань утраты государственности, всегда выступал с позиций ультрапатриотизма, исконного православия и антизападничества. Под этим флагом он свергнул и убил предшественника, за это ему рукоплескали сторонники — пока они были…
Василий Шуйский родился в 1553 году, то есть ко времени воцарения ему было 53 года — весьма солидный возраст по меркам того времени.