Когда он ушёл, я сунулась на заднее сиденье и завладела кассовой книгой. Одной из семи, лежавших там. Я раскрыла её, туда были педантично вписаны все до одного визиты минувших четырнадцати лет. Система Папена была проста и логична. Каждый гроссбух содержал несколько городов, расположенных по номеру почтового индекса. Под ними он вписывал улицы, где побывал, а ниже – номера домов. Сбоку стояла дата посещения и результат, который он вписывал сокращённо: «Н» означала «нет». Или, может, «нуль», «не нужно». Целые страницы «Нет». В правую графу он вписывал примечание. Чаще всего графа пустовала, но иногда там стоял год. 2007. 2008. Это, пожалуй, означало, что в означенный год он снова собирался нанести туда визит. Или дата была уже в прошлом. Минувшие даты были перечёркнуты, я проследила по ним, что второй раз он посещал старые адреса безуспешно.
Нет. Нет. Нет. Тысячи раз. Потом я наткнулась на первое «Д». «Договор»? Или «Добро»? В графах справа следовали детали продажи. Размер маркизы, фамилия клиента, цена товара. На каждые несколько страниц приходилась одна «Д». Как колючий кустарник в пустыне.
Отец вернулся. Открыл дверцу, сел, взял у меня гроссбух, улыбнулся и написал: «Н», «Н», «Н».
– Ты не проголодалась? – радостно спросил он. – Там в пакете бутерброды. И вода!
Я помотала головой.
– Знаешь что? А я себе позволю один. – Он порылся в пластиковом пакете и выудил бутерброд с сыром, завёрнутый в плёнку. Принялся его есть, щурясь на залитую солнцем улицу. Была ещё только первая половина дня, а жара уже градусов тридцать. – Мы могли бы в какие-то дни привязать к обеденному перерыву бассейн, – предложил он.
Отпил глоток воды и снова вышел, чтобы продолжить свою атаку на реальность.
По улице маленькие девочки катались на велосипеде. Их родители, наверное, не могли себе позволить поехать с ними в отпуск. Ни на Мальорку, ни тем более в Майами. Там сейчас было раннее утро, и Хейко, мама и Джеффри, наверное, ещё спали. Проснувшись, они станут выбирать себе одежду на день, вероятно, белое с голубым или розовым, а сверху маечку с узором косичкой, и бейсболку. Пойдут на завтрак, и Хейко будет жаловаться на американский обычай подавать ледяную воду в гигантских пластиковых стаканах. И я была бы с ними и воткнула бы наушники своего айпода в ушные раковины так глубоко, чтобы не слышать блеянья Хейко, и только видела бы, как беззвучно шевелятся его губы. Иногда я синхронизировала его с новым текстом, который я выдумывала себе, глядя, как он размахивает своим стаканом и покрикивает на официанта. «Посмотрите сюда, месьё. На моём бокале губная помада. И вообще, почему в нём куриный бульон? Подите и четвертуйте повара. И приведите мне сюда премьер-министра». И я смеялась от этого представления.
Тут Папен вернулся.
– Чем это ты развлекаешься?
– Да так, подумала о смешном. У тебя опять ничего?
– «Ничего» – я бы так не сказал. Я только что был там почти внутри.
– Почти внутри? То есть в квартире?
– Да, это почти «Д». Если ты очутился внутри, то решение – уже дело формальности. Но войти внутрь непросто. Лишь немногие люди открывают на спонтанный звонок. Всегда что-нибудь или варится на плите, или тётя висит на телефоне, или у неё бигуди в волосах. Или к ним уже кто-то пришёл. Однажды меня впустила женщина, а на диване уже сидел представитель газонокосилок. При этом у неё даже сада не было. Неслыханное дело.
Он засмеялся и снова отпил глоток.
– По крайней мере, это решающий момент – войти в квартиру. Если ты уже внутри, остальное, как правило, уже детская игра.
Это показалось мне преувеличением, как раз принимая во внимание малость пометок «Д» в его книгах. Папен снова взял гроссбух. Вписал одну «Н» и ещё одну «Н», правда, с пометкой повторить посещение через год. Это было там, где он чуть было не вошёл внутрь.
– Допустим, ты в квартире, и что потом?
– Чаще всего мы идём на балкон. И потом к дивану в гостиной. Я тогда достаю свои образцы и делаю предложение. Декор «Мумбай» или декор «Копенгаген». Это я сам придумал. Это звучит лучше, чем «оранжево-коричневый» и «сине-зелёный», ты не находишь?
В этом он был несомненно прав, хотя сам декор не становился от этого лучше.