– Совершенно верно, дитя моё, – сказала она и погладила мою руку так, как я любила.
Мне показалось, что я угадала: эта женщина жила не в этой квартире. Слишком по-старому она была обставлена, да и запах. Она явно не сочеталась с этой квартирой. Должно быть, лишь присматривала за жилищем до возвращения матери. Такие ситуации не годились для продаж, потому что гость не мог принимать решения о приобретении.
– Не поговорить ли нам о свете и тени? – мой отец пытался снова направить тематику в сторону маркизы.
– Это хорошая метафора для жизни, – полагала женщина.
Мой отец сказал:
– Да, в жизни тёмные и светлые моменты сменяют друг друга. Таков ход вещей. Прилив, отлив, день, ночь. На свету пульсирует жизнь, повседневность, работа, конечно, тоже. А потом в темноте сосредоточение, созерцательность, что-то совершенно личное.
– Мама тоже именно так посмотрела бы на это.
– Меня это радует. Но иногда, особенно в ходе долгой жизни, мы совершаем открытие, что можем некоторым образом управлять светом и тьмой, радостью и горем, внешним и внутренним. Это постижение – вознаграждение возраста. Мы уже больше не зависим от капризов природы. Чем старше мы становимся, тем мы более самодостаточны.
– Это она. Всегда была такой. Моя мать. Настолько своенравна, просто до отчаяния, – сказала женщина и принялась грызть овсяное печенье.
– С одной стороны, да. Но, с другой стороны, это большое преимущество, такая независимость. Эта полная независимость от яркости и от затемнения, от жары и от холода, от сухости и от влаги. Это как раз то, в чём нуждается каждый.
– Да, это вы хорошо сказали, – повторила она и отпила глоток чаю. Она смотрела моему отцу в рот. Он тоже сделал глоток, прежде чем свернуть к своей конечной цели:
– Да, то, в чём нуждается каждый. И эта независимость от яркости и от затемнения, от жары и от холода, от сухости и от влаги имеет своё название.
– Да?
– Да. Маркиза.
– Маркиза? – недоверчиво повторила она.
– Совершенно верно, милостивая сударыня. – Он лучился, как взорванная атомная электростанция.
Она задумчиво посмотрела на него и после небольшой вечности сказала:
– Это самая красивая метафора, какую я когда-либо слышала. Благодарю вас за неё. Спасибо за маркизу. Вы обогатили мою жизнь.
Моему отцу теперь оставалось только выбрать между «Мумбаем» и «Копенгагеном». И определить ширину. Для этого ему требовалось выйти на балкон.
– Вы считаете, мы могли бы взглянуть? – радостно спросил он.