– Нет, – сказал он. – А он-то был мне как раз нужен. Да я бы и без того с удовольствием с ним поговорил.
Клаус воспользовался этим обстоятельным оборотом речи, которое я в схожей форме выслушивала тут неделями, и сегодня всё ещё очень люблю. Если услышишь что-то подобное, то ты, вероятно, находишься в Рурском бассейне.
– Может, он завтра придёт, – сказала я.
– Да, тогда я хочу с ним поговорить. Ты не знаешь, как бы он посмотрел на то, чтобы регулярно помогать мне в «Пивной сходке»? Как ты думаешь, его бы это заинтересовало?
Я ответила, что вряд ли. Для Алика существовала только площадка металлолома. И ещё я, как я теперь догадывалась. Но когда кончится лето, он больше не будет убирать стаканы, вытирать прилавок и подсчитывать записи на пивных подставках. Мысль о том, что сейчас его нет лишь потому, что я его прогнала тогда, захватила мой разум и опечалила меня.
– Наверняка он завтра снова придёт, – сказал мой отец и положил ладонь мне на голову: жест, который он не обдумывал, просто так само получилось. Он погладил меня и сказал: – Может, у него дома какие-то дела.
– Мы поссорились, – тихо сказала я, потому что мне было стыдно. Конечно, он поэтому и не вернулся. Мне это было ясно. – Он спросил, не могу ли я остаться тут и после каникул. Он даже всё это расписал, как я переведусь в его школу и буду жить у тебя постоянно.
Мой отец отхлебнул глоток воды, а потом засмеялся.
– Ты? Здесь жить? Не-е, это и правда странная идея. Неслыханное дело.
И тут я поняла, каково было Алику услышать такое: действительно, мне следовало выразиться как-то мягче. Мы с Аликом не поняли друг друга. Больше он не вернулся.
День сорок третий
Гордость ему не позволила. А я не набралась смелости просто пойти и позвонить ему в дверь. Худшее, что могло бы произойти – если бы он остался непримирим. И этого я боялась. К тому же я не знала, что должна ему сказать. Оставались только фразы, которые обычно роняешь в конце отпуска: мы скоро увидимся. Останемся на связи. Наверняка следующим летом. Лепишь их как утешительный пластырь, который держится всего пару дней и отпадает, когда рана прощания заживёт и уйдёт в забвение. Я это знала и по другим каникулам. Всегда с кем-то познакомишься, всегда возникает маленькая боль, но она излечивается по возвращении домой. Примерно так я представляла это и с Аликом. Мы даже не пообнимались ни разу. Так что я прощалась не то чтобы с другом.
Вместо этого я торчала на складе или слонялась по берегу, но без Алика это всё было уже не то. Самолёт из Майами уже приземлился, и семейство Микулла было уже на пути домой, брюзжа и вместе с тем пребывая в хорошем настроении – состояние души, которое они так лелеяли, что даже не замечали, каково бывает тем, кто имел с ними дело. Ещё денёк, и я столкнусь с этим. Встреча с Джеффри будет для меня нелёгкой. Но я уже радовалась ему. И я была готова нести бремя последствий. В чём бы они ни состояли. Так, как Рональд Папен нёс бремя последствий за что уж там, я не знаю. Я представила, как придёт мой поезд и что меня никто не встретит. Тогда я поеду на трамвае до Роденкирхена. А оттуда пойду пешком в Ханвальд. Я впервые вернусь с каникул без нового спецчемодана, без всего того барахла, которое непременно должна была накупить в отпуске, а дома сразу же понять его ненужность. На сей раз я приехала домой, имея при себе только пару одёжек, одну книгу и, разумеется, оба моих диска. Bravo Hits 47 и Bravo Hits 48.
Может, Джеффри откроет мне дверь. И я отважусь на него взглянуть. Предположительно потом мы пойдём в пиццерию и будем действовать там на нервы бедным албанцам, которые выдают себя за итальянцев. А в понедельник начнётся школа. Где Ким Папен старше всех.
Ночью была гроза. Наш МБК вымок, а лужа наполнилась свежей водой. Больше я ей не понадоблюсь. Отец помогал Клаусу демонтировать бар, и мы перетащили вымокшую мягкую мебель на прежнее место: под брезент у склада. Всё в этот последний день ощущалось как прощание.
Хотя бы мы съездили с Рональдом Папеном в наш последний тур, где я сопровождала его скорее в дурном настроении, но это был монтажный выезд, в котором мы ничего не продавали. Отец загрузил в «субару» два маленьких «Мумбая», и мы отправились в Мюльхайм и Оберхаузен. На расстояние в полчасика. Я ещё никогда не ездила с ним, когда он устанавливал свои маркизы. Но он сказал, что это увлекательная возможность познакомиться с его прекрасной профессией и в этом аспекте тоже. Кроме того: «Акрополис» Оберхаузена. Золотой стандарт, что касается жареных колбасок. И как бы случайно к концу рабочего дня нам попалась на пути «Венеция» в Мюльхайме. Так у нас получилась прощальная гала-поездка. Он постарался обставить этот последний день хоть мало-мальски празднично. Я бормотала про себя, что просто лопаюсь от восторга.
Я и сейчас, оглядываясь назад, не хотела бы извиняться за ту свою злобность. Таковы уж шестнадцатилетние девочки. Они могут быть восхитительными, глупыми, взволнованными и даже умными, но иногда настроение диктует им необоснованное расстройство, которое ничем не рассеять. Разве что любовью мальчика. Отцы тут практически не имеют шансов. К счастью, Рональд Папен понимал и игнорировал такого рода невзгоду.
Выбирать музыку была моя очередь, и мы слушали Bravo Hits. Scooter. Если вообще бывает правильная музыка для того, чтобы мотаться по Рурскому бассейну в раздолбанной малолитражке между Дуйсбургом, Оберхаузеном и Мюльхаймом, то это Scooter. Они хотя и не взвинчивают меня, в отличие от других групп, но зато помогают выбраться из глубокой ямы. Рональд Папен подпевал им своей странной живописной тарабарщиной, это звучало не то чтобы неправильно, но всё же и не по-английски. Вообще-то, он мог бы войти в состав Scooter.
В Оберхаузене я стала свидетелем, как ловко и быстро отец смог приладить маркизу. Клиент был очень рад нас видеть и сразу внимательно спросил, как мои почки. Ах да, ведь это ему в дверях мы впаривали, что причина моих частых посещений туалета – нарушение почечной перегрузки, которое я приобрела из-за слишком здорового образа жизни. Причина, а именно ежедневное употребление как минимум восьми литров воды, есть, мол, тоже нечто патологическое, так называемая ювенильная водянка. И моя левая почка, де мол, из-за интенсивного использования преждевременно постарела. Ей, так сказать, уже пятьдесят девять лет. И это в теле шестнадцатилетней. И нельзя ли ей поэтому в ваш туалет? Спасибо.
Этот нарратив приводил, как правило, к встречным вопросам, а встречные вопросы потом переходили в диалог с клиентом. Господин и госпожа Зиндеман были во всяком случае очень рады нас видеть. И вот мой отец устанавливал ступенчатую маркизу «Мумбай», а я тем временем беседовала с клиентами о текущем состоянии моей почечной функции, которая в целом в последнее время не даёт повода жаловаться.