Родя обреченно кивал.
– А это кто у нас? Ко-о-отик! А как говорит котик?
Роде было стыдно за маму. Он вздыхал, отворачивался и вытаскивал карандаши.
А однажды, после очередного коридора, после очередного ожидания, от какого-то очередного пахнущего аптекой человека прозвучало слово, которое будто больно ударило маму. Аутист. Родя запомнил.
В тот день мама молчала всю дорогу домой, а он смотрел сквозь стекла автобуса на дождевые подтеки и думал, что дома нарисует павлина.
– Но это… я не знаю, право… для пяти лет…
– Теперь вы понимаете, про
– Я… да… действительно. Но, может быть, он просто не хочет?
– Он не может.
– Он сам так сказал?
– Да. Он боится.
Молчание. Шорох сумочки. Родя сполз на пол и снова принялся ковырять болячку. Он забеспокоился. Все это слишком походило на то, как мама пыталась учить его говорить. И ему не нравилось, что чужой человек смотрит
Первым он нарисовал Солнце. Он наслаждался им. Он прикусил язык, затаил дыхание и старательно вывел круг. Желтая краска пахла. Это были медовые краски, безопасные для детей. Он вел по бумаге мокрым липким пальцем и жил в это время только цветом – пронзительным пахучим цветом, жирной линией, мокрым пятном посередине.
Все слова исчезли. Исчезла мама. Исчез дом и весь мир. Была желтая окружность, она заполнялась краской, сияя, захватывая, вытесняя воздух и мысли.
Были потом и другие Солнца. Но это… это было началом.
Родя еще нетвердо стоял на ногах и не умел пользоваться ложкой, но первое Солнце врезалось в его мозг и раз и навсегда загнало его жизнь на рельсы пронзительных желтых лучей.
Желтые круги он рисовал долго.
Другие краски были не интересны.
Но однажды (он и это помнил) палец осторожно залез в густое и черное, тягучее. И Родя испуганно замер. Ибо внизу на бумаге медленно вырастала темная полоса. Под желтым кругом. Жирно-черное и пронзительно желтое. Другой запах.
Потом лужица от прямого луча сползла вниз и свершилось чудо – на глазах у Роди, уже без его усилий, нежно и неуловимо смешалось разделенное и непохожее.