— Ты меня чуть до инфаркта не довела, Царёва. — информирую с нажимом.
— Ждёшь, что я стану извиняться? — взвинчивается гарпия в мгновение ока.
— Ты в курсе, что наши гляделки уже половина роты запалила?
Она вдыхает, раздувая грудную клетку, и в таком положении замирает. Медленно, словно с опаской, рвано выпускает воздух.
— Я старалась не выдавать… — не закончив, опять глазами перебегает от моего лица к столу, по стене, вдоль плинтусов и только после этого снизу вверх возвращает его обратно. — Я дурею, Андрей, понимаешь? Каждую ночь приказываю себе не ехать в часть, но не могу удержаться. Хочется хотя бы просто увидеть тебя.
— Манюня. — выдыхаю уже без раздражения и злости. Прёт меня от того, что она старается быть искренней, хоть и вижу, сложно ей это даётся. — Блядь… Я тоже. Но такими темпами скоро не только вся рота знать будет, но и до твоего отца слухи доползут. — она дёргает руками, но я крепче сдавливаю пальцы. Наши ладони соприкасаются плотно. Кажется, что между ними оголённый провод — ток от них к самому сердцу микроимпульсами идёт. — Почему ты так боишься, что он узнает?
Кристина снова делает рывок назад. Перебрасываю наши руки ей за спину и удерживаю на расстоянии вдоха.
— Отпусти, псих. — бурчит недовольно, но вырваться на самом деле даже не пытается.
Усилив нажим, прибиваю крепче, ближе, жёстче. Царёва вжимается плоским животом мне в пах, а мягкой грудью в нижнюю часть грудной клетки. То ли обоюдно выдыхаем от силы столкновения, то ли тихо стонем от такой долгожданной близости, но больше мы не говорим. Даю волю её рукам, своими сгребая щёки. Задираю её голову, пока Фурия не упирается затылком. Между маковых губ скользит блестящий от влаги язычок. Судя по глазам, не дразнит, а просто старается смочить их. У самого не только губы, но и ротовая полость до самого желудка пересыхает. Смотрим друг на друга без преград. Наконец, я поглощаю её визуально, не боясь, что кто-то заметит моё помешательство. Кристина так тяжело дышит, что на каждом вдохе сталкиваемся грудными клетками. Она снова облизывает губы. Задерживаю дыхание и склоняюсь к румяному лицу. Веду языком по плоти вместо неё. Сначала по верхней губе пробегаю, следом по нижней. Прихватываю её губами, втягиваю в рот и посасываю. От неразличимого сладкого привкуса голова идёт кругом. Серое вещество окончательно тает. Ещё немного и из ушей потечёт. Девушка мягко, почти не притрагиваясь, проделывает путь пальцами от кистей по предплечьям, плечам, поцарапывает шею, глухо простанывая мне в рот набор неразборчивых звуков. Скребу зубами пухлую губу, продолжая водить по ней языком. Сминаю талию, перебрасываю руки на поясницу, но желание обладать ей полностью заводит меня ещё дальше. Роняю кисти ниже на упругую подтянутую задницу. Сминаю ягодицы вместе с сарафаном. Не ожидаю сопротивления только потому, что думать не способен. Но… Когда его не следует, всё же удивляюсь. Кристинка так крепко притискивается, словно старается внутрь меня пробраться. Но у меня другие правила. Внутри должен быть я. Хотя бы одной частью тела.
Раздвигаю языком её губы и проталкиваюсь внутрь. Фурия на входе ждёт, сразу касается в ответ. Но выталкивает из своей ротовой и забирается в мою. Я дурею. Вот так просто теряю всю человеческую суть. Похоть гонит по венам отравленный жидкий огонь. Он выжигает их. Заливает нутро. Заполняет член, вжимающийся в пресс девушки. Пока языки сплетаются, руки снова приходят в движение. Я грубее сминаю зад, приподнимая её по своему телу, и позволяю опуститься. Делаю так раза три, а после Фурия сама катается по разрывающемуся стволу, издавая какие-то странные звуки. Что-то среднее между стоном и попискиванием.
Если бы меня не рвало на части от возбуждения и не пьянила близость Царёвой, наверняка заржал бы. Но сейчас способен только дышать и прикладывать все усилия, дабы не думать о том, чтобы выше задрать платье и пробраться, уверен, в уже мокрые трусики.
Сейчас она возбуждённая и пиздец насколько смелая, но что-то мне подсказывает, что тому способствует ряд определяющих факторов.
Мы не наедине. Пусть дверь и закрыта на замок, трахаться здесь я бы в жизни не рискнул, как бы сильно не хотел её.
Второй фактор — на нас есть одежда. Много одежды. В прошлый раз она не разрешила даже снять с неё футболку. А когда всё же решилась, прятала грудь так, словно она куда интимнее того, что Фурия позволила мне уже увидеть до этого.
Третий фактор самый решающий — время. Каждая секунда выгорает, пока мы, как озверевшие, сосёмся. То она властвует в моей ротовой, то я завладеваю уступчивыми губами. Девушка всё так же ёрзает по мне, но мы оба знаем, что долгожданную разрядку её действия принесут только мне. А сейчас это вообще не варик.
Хер пойми, какие высшие силы превращают растёкшийся мозг обратно в желеобразную массу, выполняющую хотя бы одну из важнейших функций, но я торможу это эротическое безумие в тот самый момент, когда семенная жидкость уже покидает яйца.
Сдавливаю бока Царёвой и с силой отталкиваю от себя, при этом продолжая удерживать за талию. Она снова рвётся ко мне, а я не держу. После короткого зрительно контакта, в котором всё становится очевидно, разрешаю Кристине бросится мне на грудь, прижаться ухом туда, где громом гремит сердечная мышца, и обернуть торс руками. Её трясёт. Сильно. Меня же будто из тела выносит — таким слабым оно кажется, что душу в себе удержать не способно. Перекидываю ладони на обнажённые лопатки, теперь уже сам прибивая крепче.
— Не хочу отпускать. — выталкиваю вслух, пусть говорить этого и не собирался.
— Не хочу уходить. — в унисон шепчет Фурия.
Мы цепляемся друг за друга так, словно настанет конец света, если вдруг отпустим. Кладу подбородок на макушку, рваными глотками поглощая кислород. Крис дышит по сотне вдохов-выдохов в минуту.