— Вы так думаете?
— Ну да. У меня меньше доверия тихоням и серым мышкам, чем красавицам, купающимся в преклонении и упоённым созерцанием своего совершенства.
Гость почтительно кивал, про себя вспоминая выкрутасы прекрасной жены герцога в постели, и продолжал слушать воспоминания.
— Я всякое видел, а во время войны вверх дном оказалось даже поклонение дамам. Обычно ведь как — первой красавицей прослывает девица, конечно, хорошенькая, но чтоб из ряда вон — как придётся. Кабальеро куда благоразумнее дам, даже в этой дури вселенской расчётов не забывают. Деньги, титул и должность отца или супруга — главные черты первой красавицы, а не блеск глаз и безупречность носа или осанки. Для незамужней — понятно, надеются на выгодный брак. Женихи поплоше стараются кто внешностью, кто болтовнёй выставить свою персону перед одуревшей девчонкой в выгодном свете и оттеснить солидных кандидатов.
— А для замужней?
— Через пару дней после очередного мадригала в честь моей герцогини я получаю прошение о назначении на должность, пенсии, просьбу о поддержке в суде… — ухмыльнулся старый вельможа. — Впрочем, влюблённые болваны тоже встречаются — моя донья Мария и вправду красавица.
В представлении его светлости, супруга была неплохим приобретением в его коллекцию, хотя и не столь ценным, как знаменитая солонка Селлини. Впрочем, разочарование дона Армандо оказалось значительней: с главной задачей — родить наследника — герцогиня за три года не справилась.
— Что же было вверх дном? — дон Стефано переспрашивал не только из вежливости, его всегда живо интересовали нравы родного города.
— Представляете, первой красавицей объявили простолюдинку, ладно бы хоть богачку!
— Должно быть, что-то выдающееся? — подался вперед гость.
— Бросьте, красота — дело вкуса, все сами по себе никогда не выберут одну и ту же, даже если это моя герцогиня, а вот один за одним…
— Кто же стал первым? Ваша светлость, не вы ли?
— Вот ещё! Я и юнцом был не настолько болван, а в те годы — уже не юнец. Какой-то прощелыга стишки посвятил дочке травницы, она ещё и за ранеными ухаживала, там пошло-поехало. Раненым, знаете, любое смазливое личико видится ангелом. Девчонка оказалась трусихой, прятаться стала, на улицу без вуали не выходила — тут кабальеро совсем распалились, придумывали кто во что горазд как поближе её рассмотреть.
— И это во время войны?
— Было затишье незадолго перед последними битвами с франками. В Сегилью в отпуска приезжали те, кто родом из нашей провинции. Командующий двух зайцев бил — и отдохнуть позволял, и укрепил гарнизон на случай нападения мовров, но те уже выдохлись. Вот офицеры и развлекались, особенно выздоравливающие.
— Забавно. Вы эту девицу хорошо рассмотрели?
— А как же! Ещё до этих дурацких стишков заходил в госпиталь и заметил. Ничего, кстати, особенного.
— Но заметили?
— Ну… всё-таки травница, их многих знали в лицо, — дон Армандо засмеялся. — Забавно. Я о ней давно позабыл, а вот заговорили — и вижу как наяву. У девушки было очень живое лицо, выражение поменялось несколько раз за то время, что я смотрел на неё. И профиль недурен, хотя лоб низковат.
— Долго смотрели?