— У нас с моей доньей Кларисой простая история: нас сосватали, и вот уже больше четверти века живём душа в душу.
— У нас с Тереситой ещё проще: встретились, с первого взгляда полюбили друг друга, через три месяца обвенчались. Я если о чём и жалею, так что потерял целых три месяца!
— А я женился на деньгах, — отрешённо пробормотал дон Фадрике, глядя в никуда. — Жаль, что небо не послало нам детей, но огорчила меня супруга только однажды — когда умерла.
Дон Стефано сидел, пригорюнившись — давно поставленная им задача найти жену, которая сделает его дом и приятным, и уважаемым, по-прежнему не имела решения. Вид у кабальеро был растерянным и обиженным на судьбу, дразнившую множеством способов составить с виду удачную партию, любой из которых мог обмануть ожидания. Озабоченность единственного в компании неимеющего опыта супружеской жизни мужчины не укрылась от идальго, подлившего всем вина:
— От наших советов по поиску семейного благополучия вам, дон Стефано, проку не будет, а вот выпьем за ваше будущее счастье с достойной супругой мы с большим удовольствием.
Сеньор дель Соль встал, хотел поднять бокал, но пошатнулся, вынужденно схватился за стол и помотал головой. Его собутыльники сумели сдержать улыбки и подождали, пока их младший приятель восстановил равновесие и упрямо произнёс:
— Благодарю, почтеннейшие сеньоры! — дон Стефано сел, вернее, плюхнулся на свой стул.
Компания почти закончила ужин, темнело, в бочонке виднелось дно, мужчины скоро бы разошлись. Вдруг послышался шум, и в таверну ввалился присматривавший за девушками из Хетафе здоровяк, держащий за шиворот щуплого молодчика с бегающими глазами. Вслед за ним, обнимая пышногрудую, замотанную в мантилью и плачущую односельчанку, вошла Инес.
— Папа, этот негодяй напал на Касильду и… — девушка глянула на прислушавшегося хозяина таверны, подошла ближе к сеньорам и тихим голосом очень серьёзно рассказала: — разрезал ей шнуровку на груди. Представление закончилось в сумерки, мы собрались к тёте Леонарде, как вдруг… Если бы не Педро…
Инес с благодарностью посмотрела на польщённого до кисельного состояния парня, простодушно ответившего:
— Вы, сеньорита, ему так ловко подставили ножку…
Дон Стефано взъярился на то, что деревенщина смеет говорить о ножках очаровательной юной дворянки, но выразить возмущение не успел — в таверну вломились двое стражников, которым идальго коротко приказал:
— Всыпьте этому негодяю десяток плетей, чтоб три дня сесть не мог и подумал о своём поведении. В Хетафе о подобных шуточках давно позабыли, а в Тагоне взялись.
— Ваша милость, — захныкал молодчик. — Я не знал, что девчонка идёт с вашей дочерью, я бы никогда не оскорбил сеньориту!
— Ещё пять горячих за эти слова! Может, запомнишь, что честных девушек, даже простых, нельзя трогать, а грубые шутки забудешь! Или тебя за нападение с ножом сдать под суд?
Горе-шутник посерел, а стражники потащили мерзавца на задний двор. Велев парню и всё ещё всхлипывавшей Касильде подождать, сеньор Рамирес позвал дочь за стол и налил ей немного вина, разбавив его водой, а своим друзьям и дону Стефано объяснил:
— Молодые дурни устраивают иногда совершенно свинские штуки. Один заведётся изобретательный негодяй, верховодит другими, а они идут за ним, как бараны за козлом. Так ведь и до настоящих злодейств рукой подать! Скажу алькальду Тагоны, чтобы присмотрел за местными бузотёрами. Жаль, что вечер неприятно закончился, мы хорошо посидели.
Сеньоры встали, чтобы разойтись, но тут появился пожилой господин в строгом дорогом камзоле. Дон Стефано узнал местного алькальда, обычно державшегося с подобающей своему положению важностью, а сейчас очень сердитого.
Как правило, на подобные должности назначали или избирали дворян, но те не занимались развитием ремёсел и торговли, и потому в бурно растущей Тагоне этот пост позволили занять деятельному торговцу.
— Сеньор Рамирес! — нахмурившись и встопорщив ухоженные усы, провозгласил вошедший сеньор. — По какому праву вы назначили наказание пойманному преступнику?