порядка как единства, коренящегося в сущности свободы, а не случайно установленного
внешними заповедями, сводит целесообразность природы к основаниям, которые должны
a priori быть неразрывно связаны с внутренней возможностью вещей, и тем самым к
трансцендентальной теологии, которая рассматривает идеал высшего онтологического
совершенства как принцип систематического единства, связывающий все вещи сообразно
общим и необходимым законам природы, так как все они берут свое начало в абсолютной
необходимости единой первосущности.
Какое применение можем мы найти для нашего рассудка даже в отношении опыта, если мы
не ставим себе целей? Но высшие цели суть цели моральности, и познание их может быть
дано нам только чистым разумом. Поставив эти цели и руководствуясь ими, мы не можем
даже познание природы целесообразно применить к знанию там, где сама природа не
установила целесообразного единства. Действительно, без этого единства мы сами не
обладали бы даже разумом, так как у нас не было бы для него школы и культуры, [приобретенной] благодаря предметам, которые давали бы материал для таких понятий. Но
первое указанное нами целесообразное единство есть нечто необходимое и обоснованное в
самой сущности воли, следовательно, второе единство, содержащее в себе условие
применения первого in concrete, должно быть таким же; стало быть, трансцендентальное
расширение наших познаний разумом не может составлять причину, а есть только действие
практической целесообразности, которую возлагает на нас чистый разум.
Поэтому и в истории человеческого разума мы находим, что, пока моральные понятия не
были в достаточной степени очищены и определены и пока не было усмотрено, согласно с