метафизики, но в то же время не мог изобразить ее достаточно очищенной от всего
чужеродного. Идея такой науки столь же стара, как и спекулятивный человеческий разум; а какой разум не спекулирует, будь то по-ученому или по-простому? Однако приходится
признаться, что различение двух элементов наших знаний, из которых одни совершенно a priori находятся в нашей власти, а другие могут быть получены только a posteriori из опыта, даже у мыслителей по профессии осталось лишь весьма неясным и поэтому никогда не
могло привести к определению границ особых видов знания, стало быть, не могло привести
к осуществлению подлинной идеи науки, столь давно и столь глубоко занимающей
человеческий разум. Называя метафизику наукой о первых принципах человеческого
знания, имели при этом в виду не особый вид знания, а только степень его общности, не
давая возможности ясно отличить его от эмпирического, так как и среди эмпирических
принципов имеются кое-какие более общие принципы, которые поэтому стоят выше
других; в ряду такой субординации (в которой то, что познается совершенно a priori, мы не
отличаем от того, что познается только a posteriori), где же мы должны провести черту, отделяющую первую часть и высшие члены [ряда] от второй части и подчиненных членов?
Что сказали бы мы, если бы эпохи существования мира в летосчислении обозначались лишь
путем деления протекшего времени на первые столетия и столетия, следующие за ними?
Тогда пришлось бы задать вопрос: принадлежат ли пятое, десятое и т. д. столетия к числу
первых? Точно так же я спрашиваю: принадлежит ли понятие протяженного к метафизике?
Вы отвечаете: да! Ну, а понятие тела? Да! А понятие жидкого тела? Вы приходите в
замешательство, так как если это продолжить далее таким именно образом, то все окажется
принадлежащим метафизике. Отсюда видно, что одна лишь степень субординации
(частного общему) не может определить границы науки, а в нашем случае -совершенную
разнородность и различие в происхождении [знания]. С другой стороны, основная идея
ebooksa