представлений, то следует искать в них и возможность чистых синтетических суждений; более того, они даже необходимо вытекают из этих оснований, если должно возникнуть
знание о предметах, опирающееся исключительно на синтез представлений.
Если знание должно иметь объективную реальность, т. е. относиться к предмету и в нем
иметь значение и смысл, то необходимо, чтобы предмет мог быть каким-то образом дан.
Без этого понятия пусты, и хотя мы мыслим посредством них, но в действительности мы
через это мышление ничего не познаем, а только играем представлениями. Дать предмет, если только речь идет о том, чтобы дать его не опосредствованно, а непосредственно в
созерцании, означает не что иное, как относить представление предмета к опыту
(действительному или же возможному). Даже пространство и время, как ни чисты эти
понятия от всего эмпирического и как ни достоверно то, что они представляются в душе
совершенно a priori, были бы лишены объективной значимости и смысла, если бы не было
показано их необходимое применение к предметам опыта; более того, представление о них
есть только схема, имеющая всегда отношение к репродуктивному воображению, вызывающему предметы опыта, без которых они не имели бы никакого значения; то же
самое следует сказать обо всех понятиях без исключения.
Итак, возможность опыта есть то, что дает объективную реальность всем нашим априорным
знаниям. Но опыт основывается на синтетическом единстве явлений, т. е. на синтезе, согласно понятиям о предмете явлений вообще; без этого он был бы даже не знанием, а
лишь набором восприятии, которые не могли бы войти ни Е какой контекст по правилам
полностью связанного (возможного) сознания, стало быть, не могли бы войти также в
трансцендентальное и необходимое единство апперцепции. Следовательно, в основе опыта
a priori лежат принципы его формы, а именно общие правила единства в синтезе явлений, и
объективная реальность этих правил как необходимых условий всегда может быть указана
ebooksa