раньше и которое позднее, а не наоборот. Но понятие, содержащее в себе необходимость
синтетического единства, может быть только чистым рассудочным понятием, которое не
заключено в восприятии, и в данном случае это-понятие отношения причины и действия, из которых первое определяет во времени второе как следствие, а не как нечто такое, что
могло бы предшествовать только в воображении (или вообще не могло бы быть
воспринято). Следовательно, сам опыт, т. е. эмпирическое знание о явлениях, возможен
только благодаря тому, что мы подчиняем последовательность явлений, стало быть всякое
изменение, закону причинности; таким образом, сами явления как предметы опыта
возможны только согласно этому же закону.
Многообразное [содержание] явления всегда схватывается последовательно [во времени].
Представления о частях [явления] следуют друг за другом [во времени]. Следуют ли они
друг за другом также в предмете -это второй пункт рефлексии, не содержащийся в первом.
Мы можем, конечно, называть объектом все, и даже всякое представление, поскольку мы
сознаем его; однако, чтобы решить, что означает это слово, когда речь идет о явлениях, поскольку они (как представления) не объекты, а только обозначают какой-нибудь объект, требуется более глубокое исследование. Поскольку они только как представления суть
также предметы сознания, их вовсе нельзя отличать от схватывания, т. е. от включения в
синтез воображения, и, следовательно должно признать, что многообразное в явлениях
всегда возникает в душе последовательно [во времени]. Если бы явления были вещами
самими по себе, то ни один человек не мог бы усмотреть из последовательности
представлений, как их многообразное связано в объекте. Ведь мы имеем дело только со
своими представлениями; каковы вещи сами по себе (безотносительно к представлениям, через которые они воздействуют на нас), это целиком находится за пределами нашего
познания. Хотя явления не вещи сами по себе и, однако, суть единственное, что может быть