следовало бы положение, что во всех явлениях есть нечто постоянное, в котором все
изменчивое есть не что иное, как определение его существования. Но так как подобное
доказательство никогда нельзя вести догматически, т. е. из понятий, потому что оно
касается априорного синтетического положения, и так как никто не думал о том, что
подобные положения правильны только в отношении к возможному опыту, следовательно, могут быть доказаны только путем дедукции возможности опыта, то не удивительно, что
оно до сих пор никогда не было доказано, хотя и полагалось в основу всякого опыта (так
как потребность в нем чувствуется при всяком эмпирическом познании).
Одного философа спросили: сколько весит дым? Он ответил: вычти из веса сожженных
дров вес оставшегося пепла, и ты получишь вес дыма. Следовательно, он считал
неоспоримым, что даже в огне материя (субстанция) не уничтожается, а только форма ее
претерпевает изменение. Точно так же положение мы ничего не возникает ничего есть лишь
другой вывод из основоположения о постоянности или, вернее, о постоянном
существовании подлинного субъекта в явлениях. В самом деле, если то в явлении, что мы
хотим назвать субстанцией, должно быть истинным субстратом всякого определения
времени, то необходимо, чтобы всякое существование как в прошедшем, так и в будущем
времени могло быть определено единственно лишь на основе субстанции. Поэтому мы
можем дать явлению название субстанции только потому, что предполагаем, что оно
существует во всякое время, а это не очень-то выражено словом постоянность
(Beharrlichkeit), так как оно указывает скорее на будущее время. Впрочем, внутренняя
необходимость постоянного существования неразрывно связана с необходимостью
ebooksa