существующую субстанцию, не вступая в противоречие с самим собой, однако из этого
никак нельзя заключать к объективной случайности ее существования, т. е. к возможности
ее небытия самого по себе. Что касается понятия общения, то нетрудно заметить, что так
как чистые категории субстанции и причинности не допускают никакой дефиниции, определяющей объект, то точно так же нельзя дать дефиниции взаимной причинности в
отношении субстанций друг к другу (commercium). Возможность, существование и
необходимость нельзя определить иначе как через очевидную тавтологию, если задаться
целью почерпнуть их дефиницию из чистого рассудка. В самом деле, бесплодная попытка
подменить логическую возможность понятия (поскольку понятие не противоречит само
себе) трансцендентальной возможностью вещей (поскольку понятию соответствует
предмет) может обмануть и удовлетворить разве только неискушенного человека.
Отсюда бесспорно вытекает, что чистые рассудочные понятия могут иметь только
эмпирическое, но никоим образом не трансцендентальное применение и что
основоположения чистого рассудка можно относить к предметам чувств только при
наличии связи с общими условиями возможного опыта, но их никоим образом нельзя
отнести к вещам вообще (безотносительно к тому, как мы их можем созерцать).
Таким образом, трансцендентальная аналитика приводит к следующему важному выводу: единственное, что рассудок может делать a priori,-это антиципировать форму возможного
опыта вообще, и так как то, что не есть явление, не может быть предметом опыта, то
рассудок никогда не может выйти за пределы чувственности, в которой только и могут быть
даны нам предметы. Основоположения рассудка суть лишь принципы описания явлений, и
гордое имя онтологии, притязающей на то, чтобы давать априорные синтетические знания