рассудке. Во-первых, он сравнивал их, поскольку рассудок должен судить о них как о
тождественных или различных. Так как он, стало быть, имел в виду исключительно понятия
о вещах, а не место их в созерцании, в котором единственно и могут быть даны предметы, и совершенно упускал из виду трансцендентальное место этих понятий (следует ли
относить объект к явлениям или к вещам в себе), то он неизбежно должен был
распространить и на предметы чувств (mundus phaenomenon) свой принцип тождества
неразличимого, действительный только для понятий о вещах вообще, и вообразил, будто
тем самым внес немалый вклад в естествознание. Конечно, если я знаю каплю воды как
вещь саму по себе по всем ее внутренним определениям, то я не могу считать ее отличной
от другой капли, если понятие первой капли как целое тождественно с понятием второй. Но
если капля есть явление в пространстве, то она имеет место не только в рассудке (среди
понятий), но и в чувственном внешнем созерцании (в пространстве), и здесь физические
места совершенно безразличные к внутренним определениям вещей, и место = b может
принять вещь, совершенно подобную и равную другой вещи, находящейся в месте = а, точно так же как если бы эта вещь была в такой же степени иной по своим внутренним
свойствам. Различие по занимаемому месту в пространстве делает уже само по себе, без
всяких других условий, не только возможными, но и необходимыми множественность и
различение предметов как явлений. Следовательно, мнимый закон Лейбница есть не закон
природы, а только аналитическое правило для сравнения вещей посредством одних лишь
понятий.
Во-вторых, основоположение, гласящее, что реальности (как одни лишь утверждения) никогда логически не противоречат друг Другу, есть совершенно истинное положение об
отношении между понятиями, но оно не имеет никакого значения ни когда речь идет о