извне, а также какое из двух понятий следует признать данным, а какое -только способом, каким мыслят данное понятие. Но если я применяю эти понятия к предмету вообще (в
трансцендентальном смысле), не определяя точнее, есть ли это предмет чувственного или
интеллектуального созерцания, то при этом тотчас же обнаруживаются ограничения
(нельзя выходить за пределы этого понятия), искажающие всякое эмпирическое
применение понятий и тем самым доказывающее, что представление о предмете как вещи
вообще не только не полно, но без чувственного определения представления и независимо
от эмпирического условия содержит в себе противоречие, так что мы должны или
отвлекаться от всякого предмета (в логике), или, если допускаем его, должны мыслить его
при наличии чувственного созерцания; с гало быть, [познание] умопостигаемого требовало
бы совершенно особого способа созерцания, не присущего нам; и так как мы им не
обладаем, то умопостигаемое для нас ничто, но ввиду этого и явления не могут быть
предметами самими по себе. В самом деле, если я мыслю лишь вещи вообще, то различия
во внешних отношениях не составляют, конечно, различий между самими вещами, а скорее
предполагают их, и если понятие об одной вещи внутренне вовсе не отличается от понятия
о другой вещи, то я лишь ставлю одну и ту же вещь в различные отношения. Далее, путем
присоединения одного лишь утверждения (реальности) к другим положительное
[содержание вещи] возрастает, и от него ничто не отнимается, и ничто не уничтожается в
нем; поэтому реальные [содержания] в вещах вообще не могут быть противоположны друг
другу, и т. п.