Через две недели после прибытия я сумела разузнать кто был правой рукой главы подполья. К девчонке пришлось идти под покровом ночи, пробираясь по темным улицам и узким пространствам меж заборов. Глубинки России… Я не любила деревни никогда, для меня слишком в них все спокойно и размерено. Куда лучше я чувствовала себя в бурлящих жизнью городах, ощущая вокруг себя потоки жизни. А здесь… тишина комендантского часа, задернутые шторами окна. И страх, въедливый и животный, который витал здесь. Большинство уже сдались, но только не они.
Раздраженно фыркнула, когда нога утонула в сугробе за калиткой, но решительно двинулась вперед. Пропуск по вечерам – невиданная роскошь, а мне его выдали в первый же день. Такой же существовал у полицаев, немцев и редких русских, которые заслужили доверие.
- Кто идет? – послышался глухой голос из-за двери. Я прикрыла глаза.
- Открывай, девчонка. Я к тебе по делу (нем.)
Полина знает немецкий, хоть и плохо. Ее отец – кто-то из военных нацистов, бросивший мать, ее саму и старшего брата в России еще в детстве.
Дверь открывается. На меня смотрит испуганная девчушка чуть младше меня. Милой личико обрамляют каштановые волосы, крупными кудрями вьющиеся по плечи. Большие глаза, отличающие золотым оттенком, сверкают недоверчиво и стараются прятать злобу. Не мудрено. Я хмыкнула.
- Так и будем стоять на пороге? (нем.)
- И-извините, (нем.) - пробормотала она, пропуская внутрь и тут же закрывая дверь, не позволив холоду пробраться в дом слишком сильно.
- У тебя есть гости? (нем.)
Я оглядывала откровенно бедную обстановку, снимая перчатки. Нам со Степой дом выделили поприличнее, в два этажа. Наивные идиоты не подозревали, какой подарок мне сделали на самом деле – там было несколько спален и разумеется они считали, что мы спим порознь.
- Нет, мадам(нем.), - неуверенно, с диким акцентом ответила Полина, переминаясь с ноги на ноги. Хотелось бы потомить еще, но я по делу. Даже если гости и есть, то это определённо не нацисты, про них бы девочка не стала умалчивать.
- Тогда перейдем к делу, - я стащила сапоги, повесила пальто, оставшись в платье и свитере, не менее, впрочем, элегантном, - Что осталось от вашей компании?
Она даже дар речи потеряла. Смотрела на меня как дура, хлопая глазами и старалась осознать, что я только что сказала. Еще один раздраженный вдох.
- Товарищ Тиминерева, ты не немая, отвечай.
Девчонка побледнела, а я улыбнулась лисьей улыбкой, проходя в дом. Голый доски укрывали половики, запыленные, давно не знавшие выхлопки. По углам стояла мебель – одна кровать панцирка, ближе к печи стол со стульями, на этом все ограничивалось. Нагоняло тоску и выбрав меньшее из зол я опустилась на неуверенно скрипнувший стул. Полина так же смотрела на меня, уже изучающе и любопытно.
- Я не понимаю, о чем вы говорите.
О, еще бы. Я фыркнула.
- Разумеется ты не понимаешь. Тогда я проясню. Вас всех повязали совсем недавно, держу пари, что некоторые твои друзья еще живы, хоть и измучены. Ваш лагерь располагался в лесу – вас вычислили до тупого просто, увидели какого-то мальчишку на очередной диверсии, который забыл прикрыть лицо. Идиот. По моим предположениям вас осталось около двадцати, тех, что на свободе. Многих я уже знаю косвенно, но ни к кому не ходила, решила начать с тебя. Ты, как я понимаю, была помощником главаря вашей шайки – Миронова Василия Петровича. Он, кстати, покоится на две шахты неподалеку. Так же, как и Мария Венилова, Петр Собин…
- Не смейте! – выкрикнула она дрожащим голосом и тут же побледнела еще сильнее, а я победно вскинула подбородок.
- Видишь, как все просто? У нас есть прогресс. Я не откажусь от чая, если ты не против – за ним можно обсудить остальное.