– Обещаю, – откликнулся Бастиан, и Аделин освободила руку и прошептала:
– А теперь… теперь уходите. Пожалуйста, уходите.
Бастиан не помнил, как поднялся из тюремного подвала и вышел на свежий воздух. Ему казалось, что он слышит, как там, под землей, рыдает гордая и несчастная девушка, которая хотела, чтобы он не видел ее слез. На спинке скамьи сидел растрепанный Кусь – словно часовой, несущий вахту. Бастиан подошел к нему, осторожно погладил по голове: сыч поежился и издал тихий горестный возглас.
Должно быть, ему тоже хотелось плакать.
– Ничего, друг, – сказал Бастиан. – Осталось совсем чуть-чуть.
Кусь вздыбил перья, будто советовал наглецу отправиться куда подальше. «Не зли меня, – почти услышал Бастиан. – И так всю душу вывернуло».
Бастиан вздохнул и быстро пошел в сторону банка.
Ювелирная лавочка Моше работала, и Бастиан убедился, что дела у него идут неплохо: когда он подходил, из подвальчика вышла целая стайка улыбающихся девушек с простенькими пакетами – все сделали покупки. Возможно, им понравились цепочки, над которыми Моше работал в прошлый раз. Когда они прошли, то Бастиан бросил на ступени личное заклинание, заслонив подвальчик от всех видов магии, и вошел в лавочку.
Моше по-прежнему сидел на своем стуле, но на этот раз не плел цепочку, а что-то старательно вписывал в толстую книгу. Ювелир довольно напевал себе под нос старую матросскую песенку про куртизанку, которая не дождалась парня на берегу, на стойке перед ним лежала аккуратная стопка крупных купюр.
– Смотрю, пошли дела? – поинтересовался Бастиан.
Моше оторвался от своей книги, смерил Бастиана оценивающим взглядом и снова опустил глаза к странице.
– А, снова вы.
– Снова я, – с улыбкой сказал Бастиан и, вынув из внутреннего кармана чековую книжку, осторожно вытянул перо из пальцев ювелира и выписал чек. Моше лишь глаза к потолку завел.
– Чего изволит такой знатный господин? – уважительно поинтересовался он, оценив выписанную сумму.
Бастиан улыбнулся и сделал заказ.
Ужин, который офицер Бруни принес из ресторанчика, был обильным и сытным, правда, у Аделин не было сил, чтобы оценить ломтики курицы с грибами и сливками. Она как-то вдруг утратила опору и поняла, что больше не может держать спину прямо и сопротивляться. Когда Бруни пришел за опустевшей посудой и увидел нетронутые тарелки на подносе, то горестно покачал головой и сказал:
– Миледи, вы бы поели, а? Ну хоть чуточку? Все вкусное, только что приготовлено. Даже денег с меня не взяли, когда узнали, что это для вас.
Аделин устало вытянулась на лавке и горько усмехнулась. Мелькнула мысль, что низкий потолок ее камеры похож на крышку гроба.
– Какая разница, буду я гореть сытой или голодной? – ответила она вопросом на вопрос. – Что там наверху?
– Сыч ваш плачет, – вздохнул Бруни. – Сидит у участка да так горестно голосит, что сердце замирает. Женщины говорят, он беду накликивает.