Она не заслужила даже такой милости. Бургомистр хотел, чтобы она мучилась.
В отчаянии Аделин ударилась затылком о столб, но обморок, который до этого был совсем рядом, отступил. Мир был широким и ясным, под Аделин разгорался костер, и все было кончено.
– Нет… – прошептала Аделин, глядя на затылок Бастиана. Он по-прежнему стоял к ней спиной, и от него веяло январским холодом. Сейчас инквизитор не имел ничего общего с тем человеком, который вчера пришел в камеру осужденной ведьмы.
Когда Бастиан поднял руку, приказывая всем смотреть на него, Аделин почувствовала, что лишается рассудка. Ей хотелось смеяться и петь, плевать зеленым огнем и извергать пугающие пророчества.
– Мы все действуем по закону, как вчера сообщил господин Гейнсборо, – сказал Бастиан, и, повинуясь беглому движению его руки, полицмейстер подбежал к нему с книгой в руке. – Кодекс инквизиции, статья восемнадцать, «О милосердии к казнимой ведьме». Инквизитор имеет право спасти осужденную ведьму от смерти, взяв ее в жены с горящего костра.
Аделин не сразу поняла, что происходит. Зато офицер Бруни сориентировался сразу же: толкнул одну из заготовленных бочек, и вода выплеснулась на дрова, вызвав довольные возгласы и овацию. Лицо бургомистра налилось багровым: казалось, его вот-вот хватит удар от ярости.
– И я, Бастиан Беренгет, по милосердию Господа нашего и ради святости закона беру эту женщину в жены. – Бастиан вздохнул и, наконец-то обернувшись к Аделин, спросил: – Господин Моше! Где кольца?
Люди расступились, как волны, казалось, по площади плывет огромный кит. Моше сунул руку в карман, вынул бархатный мешочек и бросил Бастиану, тот ловко поймал его.
– Готовы в лучшем виде, милорд! – довольно крикнул он.
«Ты с ума сошел», – только и смогла подумать Аделин. Нет, этого не может быть. Она умерла, конечно, она умерла. Сгорела заживо и теперь видит райский сон в посмертии. Этого ведь не может быть на самом деле… Но Бруни проворно опрокидывал бочки с водой, и огонь гас с отвратительной вонью и шипением, и люди на площади кричали что-то радостное.
Бургомистр обманчиво мягкой походкой приблизился к Бастиану. Правую часть его лица оттягивало вниз в пугающей гримасе. Казалось, Гейнсборо-старшего вот-вот хватит удар.
– Что за шутки? – хрипло поинтересовался он. – Какое «беру в жены»? Как вы смеете?
Бастиан одарил его невинной улыбкой, но в его глазах клубилась тьма, и за ней плыло нечто такое, от чего надо было бежать без оглядки.
– Все именем закона, – напомнил он и вынул из кармана желтый листок телеграммы. – Разве мы живем не ради этого? Вот и ее величество полностью поддерживает и одобряет мое решение. И своей владычной волей благословляет этот брак.
Бургомистр посмотрел на телеграмму так, как мог бы смотреть на кусок еды, который вырвали у него изо рта.
– Вы за это ответите, – прошипел он, и тогда Аделин все-таки лишилась чувств.
– Да уж, физиономии были у них – залюбуешься. Что у Гейнсборо, что у его молодчиков. Я уж испугался, что их сейчас паралич разобьет, всех сразу. А у нас столько лекарств нет, чтобы их вылечить.
Под щекой чувствовалась прохладная грубая ткань подушки, но Аделин подумала, что все-таки умерла. Она не могла сейчас лежать на кровати, накрытая тонкой простыней, среди запахов лекарств. И уж тем более рядом с ней нечего было делать Бастиану – Аделин чувствовала пряный аромат его духов. Столичные, дорогие, здесь такие были только у него.
Да, Бастиан был с ней. Аделин всей кожей ощущала его тепло и захлебывалась в том, что можно было назвать благодарностью.
– Все хорошо, слышите? – прозвучал над Аделин ободряющий голос. – Все уже хорошо. Не надо плакать.