Книга крови

22
18
20
22
24
26
28
30

Однако свободный дух, витавший в узких улочках, попеременно поднимавшихся вверх и спускавшихся вниз, уравновешивался одним не слишком благоприятным обстоятельством: Флауэрболл был наводнён агентами Академии. Дезертирам вроде Дункана и Изиды лучше было сюда не соваться.

– Если Йозеф Восканиан действительно единственный, кто владеет сведениями об идеях, выбора у нас нет, – ответила Изида. – Если мы не найдём его здесь, больше нам негде искать.

В голосе Изиды звучала невероятная усталость, она и сама это замечала. Взгляд, который искоса бросил на неё Дункан, был полон сомнений и только подтверждал то, что и сама Изида хорошо понимала: долго ей не продержаться.

Нельзя было не заметить, что после того, как Изида в последний раз читала книгу Абсолона, её носовое кровотечение усилилось. Она впервые прочла целую страницу Абсолоновой книги в то время, когда они с Дунканом ещё находились в Лондоне. С тех пор ей приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не думать постоянно о том, когда ей удастся заглянуть в неё в следующий раз.

В своих книгах Александр Абсолон не использовал обычные слова – лишь определённые сочетания слогов и букв. Только если ей удастся заполучить книгу надолго, прочитать её всю – от начала до конца, она сможет разгадать загадку, таящуюся в ней, расшифровать наконец послание, предназначенное именно для неё. Изида всё ещё была убеждена в этом, даже сейчас, когда эйфория, наступившая после недавнего чтения, постепенно улетучивалась.

Вдруг Дункан без церемоний взял её за локоть и затащил в щель между двумя полуразвалившимися фасадами. Мгновением позже мимо них прошли двое полицейских, не заметив Дункана и Изиду. Будь она одна, Изида попалась бы прямо им в лапы. Неважное начало, особенно если учесть, что их с Дунканом физиономии красовались на объявлениях о розыске по всему городу.

– Как у тебя со зрением? – недоверчиво спросил он.

– Отлично, – соврала она. – Зрение не проблема. Скорее… – Ей всё сложнее было договаривать мысль до конца: она слишком часто теряла нить рассуждений. Это было ещё одно следствие привыкания к Абсолоновой книге.

– Ты невнимательна, – сказал Дункан. Вместе с уверенностью, с которой он произнёс эти слова, в его голосе звучало скорее беспокойство, чем упрёк. – Тебе трудно сосредоточиться. Соберись, иначе мы оба сильно рискуем.

Изида молча кивнула, поймав себя на том, что её взгляд снова скользнул на его грудь. Именно там, во внутреннем кармане его пальто, лежала Абсолонова книга. Худо-бедно утолив жажду чтения в Лондоне, она с тяжёлым сердцем вернула ему книгу, однако и он, и она знали: пройдёт совсем немного времени, прежде чем она любой ценой захочет заполучить её снова. Дункан терпеливо сносил её приступы ярости и угрозы. В те моменты, когда мысли приобретали ясность, экслибра задавалась вопросом: чем она заслужила его терпение и снисходительность? В моменты высшей ясности она сама видела ответы на них. Однако приступы книжной зависимости возвращались, и вместе с ними к Изиде возвращались сомнения – в Дункане, в себе самой, в осмысленности того, что они делают.

После того как много лет назад Изида подавила восстание братства «Ша нуар» в саду Дюма, немногие выжившие перебрались сюда, во Флауэрболл, где их следы затерялись в переплетении узких улочек и переулков. В своей прежней форме «Ша нуар» перестало существовать, однако многие члены братства в саду Дюма были талантливыми художниками, скульпторами и поэтами. Возможно, они зареклись связываться с революционерами, но отказаться от искусства были не в состоянии.

Изида была убеждена: оставшиеся члены братства скрываются именно здесь, и Дункан разделял её убеждённость. Причиной тому была молодая женщина со светлыми волосами, за которой они последние десять минут шли через лабиринт арок, лестниц и запутанных проходов. На женщине был тренч песочного цвета, доходивший ей до пят и слишком широкий в плечах. Она была туго подпоясана – вероятно, в надежде, что так будет меньше заметно, что изначально мужской тренч был ей безнадёжно велик.

Длинные волосы женщины были собраны разноцветным платком в высокий хвост. В одной руке она держала пару туфель на высоких каблуках, в которых по грубо замощённым улочкам было невозможно ходить; на ногах у неё были пыльные мокасины, а под тренчем надет лишь необходимый минимум одежды.

Ники да Валле (по-настоящему её звали Николь Брунсвик) была танцовщицей, работавшей в нескольких варьете среднего пошиба, и, кроме того, подрабатывала натурщицей, позируя художникам. Она общалась с сюрреалистами, экспрессионистами, импрессионистами, реалистами и всеми остальными «…истами» – со всеми, кто был готов платить за то, чтобы нарисовать её изображение на холсте или вылепить из глины.

– Она пьёт абсент как лошадь, – заметил Дункан.

Изида не стала уточнять, откуда он знал, сколько абсента в состоянии выпить лошадь. Вероятно, немало, что, в свою очередь, означало, что хрупкая Ники да Валле при желании могла перепить пол-Флауэрболла.

Когда-то Дункан и Ники были любовниками – после того, как закончились его отношения с Изидой. Прежде чем осесть в осколке убежища Портобелло и предаться сомнительной жизни торговца наркотическими книгами, он пытался заняться тем же самым во Флауэрболле, чтобы в конце концов убедиться в том, что художники хотя и были склонны к употреблению некоторых наркотических средств, однако не собирались гробить свою жизнь, читая книги Абсолона. По их словам, Абсолон усыплял в них творческое начало. Вместо его книг они предпочитали читать Сартра, Камю и Керуака, курить кальян и пить абсент.

– Она экслибра, – заметила Изида, когда ей удалось повнимательнее рассмотреть лицо Ники.

Та была очень красива, однако красива слишком гладко, безлико, словно, описывая её, автор употребил прилагательное «красива» как штамп, не вдаваясь в подробности.

– Экслибра она или нет, роли не играет, – ответил Дункан. – На самом деле Флауэрболл живое воплощение того, за что вы боретесь. Здесь у библиомантов и экслибров равные права – или примерно равные.