Никта

22
18
20
22
24
26
28
30

— Значит, римлянин. Одно и то же.

Тот расхохотался настолько зловеще, что у Стефана задрожали руки. Он начал подозревать, что не сможет нажать на курок, если этот тип останется рядом. Влажный, удушающий воздух, который бывает только в городах, стал в легких почти ощутимым. Стефан подумал, что воздух сейчас превратится в пух — прямо внутри у него, и закашлялся.

— Уходи, — сказал он почти жалобно; а потом заставил себя обернуться и посмотреть своему ненавистному охраннику в лицо. Стефан вдруг понял, что никогда не делал этого, глядя на странное существо либо вскользь, либо очень недолго.

Миндалевидные глаза, прямой нос, узкие скулы, полные губы — сомнений нет, это его собственное лицо, если бы кто-то решил вдруг запечатлеть Стефана в скульптуре, при этом пытаясь сделать его немного похожим на Оникса.

— Скажу по секрету, меня вообще не существует, — поведал Стефан номер два, заговорщицки подмигнув своему оригиналу.

— Ты еще как существуешь, — отозвался Стефан дрогнувшим голосом. — Ты убил мою клиентку, бабу-собачницу и того мужика. Детектива или кто он там был…

— Это ты их убил, дорогой. Ты придумал меня, чтобы оправдать свое стремление к убийству. Антуанетт подсыпал отраву в кофе, собачницу заколол, когда та пригрозила подать в суд за собаку, а детектива вытолкнул из окна.

— Врешь, — прошептал Стефан.

— Ты создал меня с собственным лицом, потому что слишком самовлюблен, чтобы представить на месте идеального мужчины кого-то другого. И, ты, как мазохист, хотел, чтобы я доминировал над тобой, и я доминирую. Но я делаю это, потому что ты так придумал.

— Чушь! Если тебя нет, кто сбросил на Мари балку с потолка?

— Не было никакой балки, — ответил тот. — Ты сбил бабу с ног, потому что тебе хотелось толкнуть ее, причинить боль, но ты выдумал для себя этот предлог — потолочная балка. С чего бы, по-твоему, ни с того ни с сего с потолка свалилась какая-то балка? А с того, что она тоже воображаемая. Ты еще так удивлялся, почему это Мари не выразила благодарность за чудесное спасение.

— Как же мне тогда сошло с рук два убийства? В полиции не олухи сидят.

— Только не говори, что ты забыл, чем заплатил им за то, чтобы они временно состроили из себя олухов.

Стефан был уверен, что такого он уж точно бы не забыл.

— Это уж точно бред собачий, — сказал он. — Откуда-то взял отраву для клиентки… Она меня, конечно, раздражала, но далеко не настолько, чтобы ее пришить.

— И тебя не удивляет, как легко ты решился купить такое оружие, будучи простым менеджером?

Стефан посмотрел на винтовку так, будто видел ее впервые. Вчера вечером ее держал в руках двухметровый скинхед за прилавком подпольного магазина, половину его зубов покрывало железо, а на плече лихо улыбалась татуировка статуи свободы — с пустыми кругами вместо глазниц и отрезанной головой вместо факела. Винтовка шла бритому качку куда больше, чем Стефану. Качок представился как Coffee — дурацкое имя для столь устрашающего типа… или он сказал Coffin? Он ухмылялся, смеряя покупателя взглядом. Скинхед гадал, что могло привести этого манерного гомика к такой покупке, но спрашивать прямо не стал. Он спросил о другом, как Стефан вышел на него, как на продавца. «Ноги сами приведут куда надо, стоит только очистить свой разум и задать цель», — сказал Стефан. «Ага, заливай больше», — ответил продавец.

— Ты — опытный убийца, — продолжал Стефан-второй. — Убил клиентку, детектива. Нескольких конкурентов. Художника по имени Лео-Лео. Свою мать.

Последняя соломинка сломала спину верблюду доверия.

— Ой, все! Изыди, Сатана! Она померла от инсульта! Тогда скажи мне, почему я понимаю, что сижу с винтовкой на крыше, а не воображаю, будто убийца здесь ты?