— Ты еще вообразишь. Нажмешь на курок… и через десять минут переиграешь произошедшее в своей памяти.
— И почему же ты решил мне все это рассказать?
— Я каждый раз это тебе рассказываю, и ты все забываешь. Сегодня ты тоже все забудешь. Забудешь, что Никта — это хаос, хаос — это разрушение, и что ничто не может в этом мире быть большим разрушением, чем убийство. Только убийцы могут месяцами сосуществовать рука об руку с Никтой и ее детьми. Им она оказывает особую милость, исполняя самые сокровенные желания. Я повторял это тебе множество раз, но ты уничтожал все воспоминания об этих разговорах, чтобы обелить себя в своих глазах. Неудавшийся стрелок долго не мог собраться с мыслями. Потом снова поднялся на ноги и побрел к противоположному концу крыши, терзаясь сомнениями. Там он застыл, глядя на пестрый от мусора асфальт — как суицидник, готовящийся к прыжку.
— Щекочешь себе нервы?
— Нечего щекотать, — пробормотал Стефан. — Мои нервы давно испарились.
— Ты неправильно смотришь.
Переулки накрыло черной тенью, хотя солнце продолжало застенчиво глазеть сквозь запотевшее стекло облаков. Задние двери всех зданий на улице синхронно распахнулись, выпуская из своих недр сочащиеся слизью щупальца. Стефан отшатнулся, попятившись к середине крыши.
— Мерзость, — пробормотал он.
— Мерзость, мерзость! — вторило ему эхо, хотя никакого эха тут быть не могло. — Мерзость!
Он понял, что этот второй голос принадлежал его матери.
— Какая мерзость то, что ты делаешь! — говорила мать. — Побойся Бога, коли меня не боишься!
— Если Бог есть, он не такой, каким ты его представляешь, — отозвался Стефан. — Бог — это не добрый дедок на облаке, это черные щупальца в парижских переулках.
За дверью, ведущей на лестницу, что-то зашуршало. Стефан бросился к этой двери и навалился на нее плечом, тяжело дыша.
— Пусти меня, — приказал женский голос.
— Нет!
— Пусти меня! Это я, Катрин!
— Ты можешь говорить голосом хоть Катрин, хоть Ванессы Паради, я тебя не пущу. Я знаю, кто ты.
— И кто же я?
— Курица драная!
Женщина на той стороне ударила в дверь с такой силой, что оборона Стефана рухнула.