— Еще одна безделушка? Полно вам, Миллер!
— Моя жизнь! У меня есть еще моя жизнь!
Ему удалось привлечь к себе внимание. Жизнь в этом баккара-клубе на кон еще не ставили, во всяком случае, последние сто лет.
— Да! Играйте! — требовала толпа.
Рауль нехотя вернулся к столу и пронизывающе посмотрел на Джейсона.
— А вы рисковый малый. Не убивайтесь так. Потом будете благодарить меня за прививку от вещизма.
— Да зачем мне жить, если у меня ничего нет! — заявил американец. — Играем!
— Черт вас подери, вы безнадежны, — сказал Рауль. — Слушайте все! Я собирался объявить через пару минут после игры, что мне достаточно одного лишь ощущения победы над таким невеждой, и вернуть выигранное. Но вы недостойны такой милости, человек-доллар.
— Вы можете не играть, если не желаете, — шепнул ему дилер.
— Я прекрасно это знаю. Но со смертью каждого ему подобного мир будет становиться чище, так что я принимаю вызов. Всем этим, — он поднял обе бумаги.
— О, юношеский максимализм! Если ты так не любишь тех, кто считает денежки, зачем же ходишь в это славное заведение? — спросил американец. Рауль не ответил, сосредотачиваясь на грядущей игре.
Дилер объявил, что тот ставит на кон все имущество Рауля, включая то, что до сегодняшнего дня принадлежало Миллеру. Ставкой же месье Миллера является его жизнь. Если ничья — каждый уйдет с тем, что имеет.
Глаза американца лихорадочно бегали — от колоды к противнику. Его тело бунтовало всплеском адреналина, но в то же время Джейсоном овладевала странная отрешенность, будто бы он ставит на кон пять долларов. Его противник был спокоен, разве что немного раздражен. Ни доли сомнения в себе. А, была не была!
Он вытянул карты, думая, что если проиграет, то заберет с собой на тот свет как можно больше народу. Ему уже претили эти раскрашенные рожи, так ликующие на каждом его поражении. В приличных заведениях не принято так шуметь!
Джейсон взглянул в свои карты. Две девятки. Восемь очков. Американец решил не брать третью. «Сейчас будет ничья», — сказал он себе. — «Господи Иисусе и дева Мария, я буду ходить в церковь каждое воскресенье, нет, я буду ходить в церковь каждый день, только пусть он опять вытянет восьмерку!»
Рауль ясно видел карты в колоде. Наконец, подумал он, наконец удалось взять себя в руки! А он уж было засомневался в себе. Вот девятки (их осталось две), вот картинки. Надо вытащить девятку и картинку. Он потянул две карты твердой рукой…
«Вы сами сказали мне вынуть затычку. Хотя, я сделал это не потому, что мне так сказали, а чтобы посмотреть на вот такие рожи», — сказал голос в голове. Лодка пойдет ко дну, лодка пойдет ко дну, дурак вытащил затычку из ванной… Какая, черт возьми, затычка?!
…и глаза Рауля округлились. «Картинка» вдруг оказалась не заказанными королем, валетом или дамой, это был туз, чертов трефовый туз, стоящий одно очко!
Девять да один — ноль. Пустота.
От волнения его точка сборки опять потеряла свое шаткое положение. Зал исчез. Рауль увидел себя парящим над ночным городом. С неба падала туча свинцовой глыбой, Рауль прикрыл голову руками — но того было мало для защиты; туча рухнула и, подминая его под себя, впечаталась в крыши и мостовые, раскатав его по дорожке перед булочной «У Пьера».