— Тогда поведайте, зачем же вы позвонили, — голос в трубке уже устал гадать, но все еще сохранял искреннейшее дружелюбие.
— Вы только музыкантов продвигаете? — спросил Рауль.
— Как бы да, я ведь представляю услуги менеджера музыкальным группам, — ответил Стефан. — С сольными музыкантами тоже работаю, если что. Но если вы художник, согласный заняться афишами, или имеете связи с редакцией «Rock Hard», не отчаивайтесь: тоже сможете оказаться полезны.
— А поделки из глины вы не продаете?
— Ну как вам сказать… Со скульпторами я не работал. Но я открыт для всего нового! Подъезжайте сегодня, обсудим. У меня офис в Сен-Дени.
— Сен-Дени?..
— Ага. Если вам далеко, можете и завтра.
— Сейчас я в Орлеане. Думаю, успею добраться.
— Верно! Слушайте адрес…
Рауль коряво записал адрес на обороте той же визитки.
— До встречи! Буду вас ждать.
«Слушай новость! Ко мне едут аж из Орлеана!» — услышал Рауль в трубке прежде, чем собеседник сбросил звонок, и в очередной раз впал в полусонный ступор, не забывая следить за тем, чтобы не заснуть слишком глубоко.
После того сна на лавке он уже никогда не спал в привычном понимании этого слова. Вместо того чтобы спокойно войти в фазу медленного сна и хотя бы полтора часа провести в блаженной пустоте, Рауль, если позволял себе заснуть, сразу же проваливался в путаную мешанину своих кошмаров. Как ни странно, самый стрессовый момент его жизни — вечер за игрой с американцем — совершенно сгладился в его памяти, будто его и не было. Даже подсознание Рауля прикинулось, будто ничего не помнит, до поры до времени. Оно старательно выуживало кошмары из всех ужастиков, которые его хозяин когда-либо смотрел или играл, взбивая их в его черепной коробке и заправляя сливками собственной фантазии.
Он никогда не спал, потому что тут же распахивал глаза, стоило им сомкнуться, и в то же время спал все время, пугая прохожих сомнамбулическим взглядом.
Другой на его месте, скорее всего, умер бы от истощения, но организм Рауля как-то сумел адаптироваться. Его мозг принял происходящее за новую реальность, к которой его так долго готовили, смещая точку сборки туда и обратно, принял — и привык. На это ушло чуть больше недели.
Он подбирал монеты, как бездомные, иногда клянчил деньжат у прохожих, удавив свою гордость во цвете ее лет. Ему подавали, принимая за безнадежно больного, Раулю ничего даже не надо было говорить — его потерянный и изможденный вид говорил за него. На эти деньги он ел и ездил на автобусе, впрочем, чаще не в ту сторону.
Так дорога до Парижа заняла у Рауля не несколько часов и даже не сутки, как он предполагал изначально; он добирался девять дней, постоянно путаясь в направлениях и названиях мест.
На девятый день, когда ему все-таки удалось сойти на окончательной станции, в глаза Раулю бросилось причудливо-каллиграфическое граффити: «Кто ты?»
— Кто я? — спросил Рауль. Граффити не ответило, тогда он подошел к стеклянной витрине и спросил у нее. Витрина поведала:
— Передо мною стоит человек, грязный и заросший.