Катрин вспомнила: на сестре в тот злополучный день был сарафан с ромашками. Сегодняшняя Оля не выглядела злой, как тот монстр, что повадился являться ей.
— Прости меня, — проговорила Катрин, опасаясь, что лицо сестры вот-вот исказится, снова превратившись в злую усмешку ее личного чудовища.
— Катя, ты не виновата, — сказала Оля, улыбнувшись.
— Ты мне чудишься?
— Нет, это я, это правда я. Ты ведь видишь мертвых.
— И чудовищ.
— Чудовища ненастоящие, — Оля подошла к Катрин и погладила ее по щеке. Рука сестры была прохладной, и от ее прикосновения тело живой девушки пронизывала прохлада. Катрин потянулась к руке сестры, но решилась прикоснуться. — Вы сами рождаете этих чудовищ. А мы — настоящие.
— Почему ты раньше не приходила? — Катрин почувствовала, что сейчас разрыдается, и еле сдерживалась. Ее начала бить мелкая дрожь.
— Я живу в стране покоя. Не дрожи, — ответила сестра и убрала руку. — Сегодня… да, сегодня тут умерли люди. Кто-то должен помочь им, показать куда идти. А то они так и будут бродить неприкаянными, пока сами не догадаются.
Катрин вспомнила женщину в больнице и старого Жана.
— Будет плохо, если целая толпа народу будет бродить, не зная, куда ей деваться. Нужны проводники вроде меня… — продолжила сестра. — Я рада, что встретилась с тобой. Это не последний раз… Мы встретимся и еще, но не так.
— На небе?
— Нет, здесь, на земле.
— Я не понимаю…
— Поймешь, когда это произойдет.
Оля повернулась к стадиону.
— Нет, не уходи! — крикнула Катрин, и сестра снова обратилась к ней. — Если ты видела, как я страдаю по тебе все эти годы… Если ты видела, в какой кошмар тот человек извратил мое светлое горе, почему ты не пришла сразу?
— Мы не можем приходить всегда, как только вы зовете нас. Иначе вы звали бы нас все время.
— Это несправедливо, — сказала Катрин совсем по-детски. — Ты могла прийти хотя бы один разик, после своей смерти.
— Ты все равно бы не увидела меня, Катя… Ты начала видеть мертвых совсем недавно.