Но шкафчик особым вниманием они не удостоили, рентген ничего не обнаружил ни в стенах, ни под полом, ни в мебели. Обыск в других помещениях возымел не больший результат. Вэннинг не мог нарадоваться на их усердие.
Наконец Хаттон сдался. Больше он ничего не мог сделать.
– Иск я предъявлю тебе завтра, – на прощание пообещал Вэннинг. – А заодно представлю хабеас корпус[4] в отношении Маккилсона.
– Поди к черту, – прорычал Хаттон.
– Уже иду…
Вэннинг подождал, пока удалятся его непрошеные гости, затем, похихикивая, вернулся к шкафчику и открыл его.
Медного цвета яйцо, в которое превратился замшевый саквояж, пропало.
Вэннинг обшарил все внутренности ящика, но не нашел ничего. До него это даже не сразу дошло. Он развернул шкафчик, переставив его к окну, и снова обшарил. С тем же успехом. Шкаф был пуст.
Двадцать пять тысяч кредитов в рудных облигациях исчезли.
Вэннинга прошиб холодный пот. Он поднял металлический ящик, потряс его, протащил по кабинету, установил в другом углу, обыскал каждый сантиметр пола. Все было напрасно. Святой…
Хаттон?!
Нет. Вэннинг не спускал глаз с ящика до самого конца обыска. Один из полицейских открыл дверцу, заглянул внутрь и снова закрыл. С того момента к шкафчику никто не подходил.
Но облигации исчезли.
И это ненормальное существо, которое раздавил Вэннинг, исчезло тоже.
Да что же все это значит?
Вэннинг подошел к шкафчику и закрыл его, защелкнув замок. Потом еще раз открыл, даже не надеясь, что медное яйцо появится вновь.
Он был прав. Яйцо не появилось.
Вэннинг доплелся до видеофона и вызвал Гэллоуэя.
– Ну чего тебе? А? Что ты хочешь? – На экране возникло мрачное и нелюбезное лицо ученого. – У меня похмелье. И аллергия на тиамин. Как там твой бизнес?
– Послушай, – серьезно начал Вэннинг. – Я положил кое-что в этот твой проклятый ящик, и теперь оно исчезло!