Владимир попытался пошевелиться — вроде удалось. Он немного приподнялся, но перебинтованная спина отозвалась жгучей и пронзающей сквозь открытые кровоточащие раны болью. Волков с трудом постарался выдержать эту пытку, но лишь хмыкнул и упал на кровать, неприминув звучно выругаться. Кто-то рядом тут же громко загоготал:
— Ха! Смотрите, кажется, этот дворянин пришел в себя!
Владимир повернул голову в сторону говорящего: на соседней кровати лежал мужичонка с огромными, живыми и какими-то наивными, как у теленка глазами, которыми он взирал на молодого дворянина и отчего-то изрядно забавлялся.
— Что это тебя так развеселило? — спросил Волков.
— Ты, ваше благородие, — расхохотался мужичок.
— Да какое я теперь тебе ваше благородие? — пробурчал Владимир. — Я такой же каторжник, как и ты. Что было, то уже травой поросло, и теперь я ничем не отличаюсь от остальных прибывающих здесь.
— Лукавишь! — усмехнулся мужичок. — Это ты здесь такой же, как мы, а как за ворота выйдешь, снова благородием прозовешься!
— Считай, как хочешь, — пробурчал Владимир, теряя всякий интерес к дальнейшей беседе. Он уже хотел было отвернуться и поглядеть, что делается по другую сторону кровати, как мужичок вдруг продолжил:
— Смешной ты барин, да и бред твой тоже смешной.
— Какой такой бред? — удивился Владимир.
— А такой! Который ты нес, пока в себя не пришел, — сказал мужичок. — Всю ночь то бубнил, то кричал, то разговаривал с кем-то, всей палате спать не давал. Мужики уже роптать на тебя начали, чуть не придушили подушкой во сне, но не придушили, — он еще раз лукаво улыбнулся и продолжил. — Мы ведь не звери какие-то, а тоже люди. Здесь многие под шпицрутены попадали, оттого и ведаем, как тебе тяжко ночью пришлось. Понимаем то есть! Бывает ведь, что человека до смерти забить могут, так что считай, тебе еще повезло.
— А о чем я говорил? — с опаской, спросил Владимир.
— Да я особо-то и не прислушивался, но помню, что Павла какого-то звал, все простить его тебя за что-то умолял. Видать, близки вы с ним были, с Павлом этим, насколько не ведаю, но чувствую, виноват ты перед ним сильно. Еще Аньку какую-то поминал, кажись с грустью. О доле ее печальной все бубнил. Любил поди, девку эту, Аньку?
— Не твоего ума дело! — огрызнулся Владимир.
— Ишь какой, — сразу же набычился сосед по палате. — Я ему рассказывай, видите ли, а он еще и огрызается! Одно слово — барин, не чета нам мужикам!
— Извини, — произнес Владимир. — Просто это личное.
— Личное, личное. Знаем мы это ваше личное: тужур-амур и все дела, а потом девка с пузом! — И мужичок громко расхохотался.
Впрочем, лицо Владимира осталось каменным и непроницаемым и ни возражать, ни тем более огрызаться на шутку соседа по палате он не стал, а лишь, выдержав гордое молчание и хохот собеседника, спросил:
— Еще что-нибудь я говорил?
— Да что это тебя так интересует? — удивился мужичок. — Заладил: говорил, не говорил. Да не помню я, мало ли кто о чем бредит?! Это ведь бред, зачем на него внимание-то обращать?
ebooksa