— Думаю, что мы еще с вами увидимся, Владимир Михайлович, — сказал доктор. — И наконец-то сможем поболтать, как два благородных человека.
— Всенепременно, — заверил Волков, пожимая Вересову руку, а в душе надеясь, что даже такой встрече не суждено будет состояться. И не потому, что Владимиру этого бы не хотелось, а лишь потому, что в ближайшее время он рассчитывал навсегда покинуть застенки. И потому молодой дворянин добавил:
— Возможно в другой жизни и при других обстоятельствах, я буду очень этому рад.
Доктор нахмурился, но потом беззаботно улыбнулся, сочтя это за шутку и попрощавшись, вернулся в острожную больницу, оставив Владимира на попечение Мартина, который его дожидался.
На улице стоял обычный сибирский морозный день, но зато небо выглядело ясным и безмятежным. Ветер слегка покачивал макушки деревьев и освежающе обдувал Волкова. Спустя две недели, проведенные в душной острожной больнице, заполненной каторжниками с самыми разнообразными болезнями от желтухи и до чахотки, было на удивление приятно вновь очутиться на свежем воздухе. Лишь Мартин не разделял этого воодушевления Владимира, с недовольным лицом стоя в стороне и постоянно поеживаясь. Впрочем, когда друг подошел к нему, лицо испанца изменилось, и на нем заиграла радостная улыбка.
— С возвращением, волчонок! — обняв былого ученика, сказал Мартин. — Наконец-то тебя выпустили из этого больничного дома.
После традиционного обмена любезностями Владимир тихо и осторожно поинтересовался:
— Как наши дела касательно задуманного?
— Сама Фортуна сопутствует нам!
— Да неужели?!
— Истинно так, все идет как нельзя лучше, — пригладив усы, сказал Мартин. — В конце недели Малинин отбывает на несколько дней, и его место займет другой офицер, который за определенную сумму сможет выписать нас с тобой на работы за стенами этого проклятого острога. Яшка сказал, что с ним легко можно договориться.
— Постой… Яшка?! — удивился Владимир. — Ты что посвятил этого проходимца в наши планы?
— Да, — немного нахмурившись, кивнул испанец. — Но мне пришлось. Этот проворный червяк как-то пронюхал через мои расспросы, что мы намерены бежать, и так настырно, как настоящий испанский culo[30], стал умолять меня взять его с нами, что мне просто пришлось согласиться. К тому же без его помощи я бы не смог осуществить всего задуманного. Да и местность за стенами этого чертова острога мне тоже, как ты понимаешь, не ведома, а он ее знает и говорит, что имеет много хороших знакомых в ближайших деревнях, которые смогут нам помочь и спрятать в случае чего.
— Ты думаешь, что ему можно доверять? — спросил Владимир. — Помнится, когда ты впервые спросил у него, бежал ли кто из острога, он уверил нас, что побег, к тому же зимой, сущая глупость.
— Согласен, он еще тот плут, и я бы с большим желанием доверился змеюке подколодной, но иного выбора у нас нет, и рассчитывать мы можем только на его помощь. А в случае чего, — испанец вдруг зло сощурился, — мои руки успеют добраться до его худенькой шейки!
— Тогда будем надеяться на лучшее, а рассчитывать на худшее и держать ухо востро, — сказал Владимир.
— Как всегда! — хохотнул Мартин. — И еще, как я уже сказал, у нас почти все готово к побегу, не хватает только кое-какого инструмента, чтобы снять наши кандалы, но его, я надеюсь, ты сможешь позаимствовать у своего нового друга — кузнеца.
— И как ты это себе представляешь? — выпучил на него глаза Волков. — Я что должен прийти к нему и спросить: Кузьмич, а ты не одолжишь мне то-то и то-то, знаешь, мы тут просто с моим испанским приятелем побег задумали…
— Не говори глупости, волчонок, — перебил его Мартин. — Конечно же, ты должен будешь сделать все незаметно. А теперь слушай дальше…
В тот же день Волков пришел к дверям кузницы. С момента наказания он ни разу не видел Кузьмича, но рассчитывал, что тот, во всяком случае, не прогонит его и даже положительно встретит, ведь в прошлый раз у них возникло взаимопонимание, и молодой дворянин пообещал научить кузнеца грамоте. Но только этому не суждено будет сбыться, подумал Волков, поскольку в ближайшие дни он намеревался сбежать из этого богом забытого острога навсегда. За это впопыхах данное обещание, Владимиру даже было немного стыдно перед Кузьмичом, но такой легкий упрек совести он рассчитывал легко пережить.