Тайна Черной пирамиды

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вижу, что отчасти вы меня понимаете, — будто прочтя его мысли, произнес доктор.

— Возможно… отчасти, — постарался улыбнуться Владимир, хотя и не видел в этом ничего забавного, но молодой врач располагал к себе.

— Ладно, не смею вас больше беспокоить, вам нужен покой, — поправив очки, произнес доктор. — Федор это и вас касается, так что прошу не донимать Владимира Михайловича болтовней. Вечером я зайду, осмотрю вашу спину и поменяю бинты, а пока отдыхайте.

— Постойте, доктор, — сказал Владимир. — Можно задать вам еще один вопрос?

— Конечно.

— Скажите, меня никто не пытался навестить?

— Как же никто?! — усмехнулся Вересов. — Ваш испанский приятель! Кстати, весьма интересный, но чрезмерно нахальный и своенравный субъект. Он вчера весь вечер требовал от меня встречи с вами. Я говорил ему, что это невозможно, что есть правила, что больных нельзя посещать, и к тому же, вы еще не пришли в себя. Но он был так настойчив, что я даже испугался, что мне придется вызывать солдат, чтобы утихомирить его. Но, как видите, все обошлось.

— Доктор, пообещайте мне, что если Мартин снова придет, то вы его обязательно ко мне пустите!

— Ну, вообще-то существуют строгие правила… — начал было Вересов, но потом улыбнулся и продолжил. — Но думаю, что для вас я сделаю исключение, если вы пообещаете мне, что ваш испанский приятель будет вести себя тихо. Все-таки вы дворянин, и как мне кажется, благородный человек, хотя и преступник! Но все же, я убежден, что одна ошибка не заслуживает того, чтобы на человеке ставили крест. Второй шанс необходим всем! Даже тем, кто находится здесь за преступления куда более тяжкие, чем вы!

— На счет некоторых я бы с вами все-таки не согласился, — произнес Владимир, вспомнив ненавистного им графа Рябова. Вот кому он бы никогда в жизни не дал второго шанса.

— Это весьма интересно, — заметил Вересов. — И я надеюсь, что мы с вами еще поболтаем на эту тему, как-нибудь в другой, более удобный раз! А пока, вам необходим полный покой…

— Доктор.

— …И да, если ваш приятель сегодня придет, я разрешу ему навестить вас!

— Спасибо, доктор.

— Хорошего дня, месье Волков, — вежливо сказал Вересов и, улыбнувшись, откланялся.

"Подумать только, месье Волков! Меня так не называли с самого Петербурга", — в душе улыбнулся Владимир.

Доктор произвел на него приятное впечатление. Владимир оказался весьма удивлен и обрадован, как и его отношением к себе, так и самим Вересовым. Доктор вызывал у него впечатление молодого идеалиста, считающего, что все люди равны от рождения, и стремящегося сделать этот мир лучше. Такие взгляды, в последнее время, набирали все большую и большую популярность среди молодых и образованных юношей, как в Европе, так и в России. Хотя сам Волков не разделял эти взгляды, считая, что они слишком наивны и оторваны от реальности и с возрастом утрачивают свою актуальность.

"Всегда будут те, кто стремятся править другими и всегда будут те, кто им подчиняться, — подумал Владимир. — Мир переделать можно, но людей — никогда!.. Пройдут годы, и даже этому молодому доктору придется снять розовые очки. Здесь в Сибири, вдали от привычной для него цивилизации, среди каторжников, безродных солдат и полудиких местных племен, его сердце, скорее всего, окаменеет, его юношеский пыл угаснет и тогда он уже не будет таким добрым и любезным, а на смену старым идеалистическим взглядам придут новые — уже не такие возвышенные".

Волкову даже стало жаль этого молодого врача, который своей лучезарностью чем-то напомнил ему Павла. Тот тоже разделял подобные взгляды, считал, что люди должны быть равны, а справедливость всегда должна торжествовать.

"…И где же теперь эта справедливость? — спросил себя Владимир. — Зарыта в сырой земле, на дне могилы друга, убитого мною! Нет, там ее тоже нет, как нет и на всей этой земле, поскольку на ней живем мы — люди! Существа, разбрасывающиеся высокопарными словами, говорящие о чести и справедливости, строящие великие идеи, а на деле лишь прикрывающие всем этим наши истинные души!.. "Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей"[27]… - припомнились строки знакомого поэта. — Да, Александр, в этом ты был прав! Ты понимаешь человеческую душу лучше, чем я. И наверняка ты знаешь, что нет справедливости на земле… а есть ли она выше, как говорят церковники, этого никто не ведает…"