Ана обернулась, обреченно понимая: в столице совершенно нельзя встретить обычных или хотя бы незнакомых людей. Этот — крупный, мягкий в движениях, мелкоглазый, и правый глаз темнее левого — помнился по раннему детству очень внятно.
— Шельма, — хлопнув по широкому плечу, позвала Ана. — Перевал. Гроза. Я играла в кости первый и последний раз в жизни, потому что обещала папе, что больше никогда, а ты и вот он, как я теперь понимаю, его имя было Голос…
— Ана, — расплылся в улыбке Шельма. — То-то ж смотрю, белая голова! Одна или с ним же ж?
— Одна! — охотно пожаловалась Ана.
— Притерпишься, — Шель подмигнул и добыл из воздуха кружевной платочек. — Во! Руки мои, руки… Хоть вяжи, хоть руби, а тянут же ж! Бери. Не для слез, для острастки. Смекни: бабский платочек. Ты хоть на ноготь же ж баба?!
— Да ну тебя, — Ана ощутила, как тяжесть, возникшая после разговора с Лоэном, наконец-то покидает душу, растворяется в теплоте интересной встречи. И следом пропадает рой мыслей-ос, прилипших к медовому абрикосу Альвира. — Шельма, как я рада! Ты не переменился. А Голос совсем выправился. Я молилась за него. Не знаю кому, и папа насмехался… только он думал о вас. И тоже желал здоровья.
— Вот же ж! — Шельма даже порозовел.
Ноб, которого Ана старалась обходить взглядом и мысленно не называть никак и тем более — братом, шевельнулся, перевел внимание на Шельму, протянул к нему дрожащую окровавленную руку.
— Щас обработаю, терпи ж, — велел тот и скользнул к Гэлу, тронул пульс, стряхнул с плеча короб и вмиг смешал капли. — Ул, метнись за водой. Влей ему, и путь же нюхает уже. Ничего, отживет. Он живучий, если б еще был умный, вот же ж… а с чего началось? Лия невесту нашла ж, опять! Он и сбег, и заперся. Я б подалее сбег. То-то ж!
В разломанное окно втянулся еще один гость — так ловко и тихо, как мог только алый. Ана поклонилась, очень довольная: настоящий незнакомец.
— Что с фонарями, что без, я неизменно застаю вас ночью вне дома, — прибывший кивнул Шельме и искоса глянул на Гэла. Затем он поклонился Ане. — Сэн хэш Донго. Полагаю, вы причина того, что мой сын вне дома. А я повинен в том, что он там был совсем один… обсуждать вопрос вредно. Начнем с вас и закончим мною, безоговорочно виновным. Давайте сделаем вид, что всё в порядке. Тан, изволь встать и высказать то, что першит у тебя в горле. Как только оно обретет звучание, тебе станет легче. А так ты посинеешь…
— Прошу вашего внимания в смысле слуха чести, — выдавил ноб-брат, кланяясь Сэну. — Если такое возможно… то я имею честь представить мою сестру, Тиану Инайну хэш Гост. Жи… — Ноб сглотнул, едва владея собою. — Живую?
Ана с ужасом глянула на Ульо, на Шельму…
— Я просто Ана! И я сбегу, — пообещала она. — Ну и пусть, ну буду трусиха… Всё лучше, чем такой-то кошмар.
Перед мысленным взором предстала картина, достойная конца света: столичные нобы во главе с новоявленным братом, все строгие и в кружевах, жгут на высоком костре пустынные шаровары, а с ними заодно ожерелье из черепов, кофту о сорока шелках… И норовят изловить Ану, запихнуть в карету, а то и хуже, отправить на бал!
— Не пугай девочку, — примирительно предложил Сэн. — Её зовут Ана, и она со временем обдумает новости. Она сама решит, что именно ей подходит из того, что может дать семья.
— Она похожа на маму более, чем это вообще возможно, — прошептал ноб-брат, и Ана снова вздрогнула.
— Снежный пух волос, взгляд — из шелка в сталь, — шепнул Гэл, пока не способный даже приподнять голову без помощи. — Тан, уймись. Мне даже из обморока видно: она похожа на третьего канцлера более, чем это вообще возможно. Такое сходство, дополненное умением драться, сулит скандал на весь город. Светлые волосы в Эйнэ не редкость, но по-настоящему белоголовых нобов алой крови в столице двое… было еще вчера. Надо вызвать Лионэлу, пока не поздно.
— Она моя гостья, и она хочет кушать, — громко сообщил Ульо. — И я буду с ней… работать! Я буду метатель ножей, что бы ни сказала мама. Папа, ты слышал? Эта Ана под моей защитой!
И Ана поняла, кого стоит держаться в столице, чтобы не пропасть… А еще она подумала: не только умысел беса Альвира или ловкость беса Лоэна сплели нити судеб в узел. Куда больше потрудился папа Ан. К нему тянутся бессчетные нити, он давно и окончательно врос в мир… И, отправляя сюда, папа именно это имел в виду: надо научиться жить в сложном мире, где для тебя, приметной и упрямой, очень мало случайностей, и значит, на тебе всегда — ответственность. И для тебя всякий новый друг — это дюжина новых врагов…
ebooksa