– Обойдется.
– Откуда такая уверенность?
– Нутром чую.
Сразу после переклички охрана повела пленных бороться с лужами на плацу. Не погонишь же прямо по воде команду по растаптыванию новой обуви. Изобретение способа борьбы с лужами принадлежало коменданту лагеря. Это он придумал засыпать их песком, который впитывал воду. Затем мокрый песок совковыми лопатами пленные грузили на носилки и таскали его назад – за сортир.
Единственными, кого освободили от такой работы, были Прохоров с Фроловым, им предстояло продолжить создание шедевра – настольной лампы с абажурами из татуированной человеческой кожи.
Кузьмин руководил пленными своего барака. Двое стояли с лопатами у кучи песка за сортиром. Две пары таскали носилки на плац и обратно, остальные смешивали воду с песком в лужах, загружали эту грязь, чтобы ее унесли с плаца.
Комендант в начищенных до зеркального блеска сапогах прохаживался среди всей этой сумятицы по специально проложенной для него дорожке из досок.
– Быстрей, ленивые свиньи! – покрикивал он на пленных.
В руках у Гросса подрагивала длинная плеть с деревянной ручкой. Когда ему казалось, что кто-то ленится, он размахивался и стегал по спинам. В полоски сыромятной кожи были вплетены свинцовые грузики. Удары получались хлесткими и болезненными, если приходились по голому телу, то вслед за плетью полосками сдиралась кожа.
Кузьмин работу организовал правильно, его люди почти справились с заданием – осушили отведенный им участок плаца. Пленные уже зачищали дно лужи от грязи. С лопатой в руках работал и сам Аверьянович.
Комендант как раз проходил мимо.
– Гут, зер гут, – похвалил он.
Лезвие скользнуло, срезав тонкий слой грязи, и тут сердце у Кузьмина обмерло. Под лопатой открылась дырка, уходящая в глубь земли, в нее сыпался песок. Он сразу же сообразил, что это дождевая вода промыла канал к подкопу. Ведь с подкопом шли наугад, не всегда могли угадать с глубиной. Рядом с ним работали другие пленные, но никто из них еще не заметил этой предательски появившейся дырки. Комендант смотрел на Кузьмина и улыбался. Секунды решали все. Аверьянович картинно приложил руку к сердцу, выпустил лопату и осел, закрыв собой дырку в земле.
Не заслужи он до этого похвалы коменданта, свинцовый удар плетки тут же бы обрушился на него. Двое пленных, работавших под началом Кузьмина, бросились его поднимать. Того, кто упал и не поднимается, в лагере нередко стреляли на месте. Зачем тратить продукты и жизненное пространство лагеря на неспособного работать. Аверьянович не мог позволить стащить себя с места. Он стал биться в конвульсиях, искусно изображая эпилептический припадок. Даже слюну на манер пены пустил изо рта. К Кузьмину уже спешила охрана. Неизвестно, чем бы все кончилось. На хороший исход надеяться было трудно. Замешательство, возникшее на плацу, заметил через окно мастерской Прохоров.
– Там что-то вокруг Кузьмина завертелось, – крикнул он Фролову. – Охранники, комендант.
– Принес его черт на нашу голову. Сейчас всех сдаст. Так я и знал.
Михаил сунул в карман резец с длинной деревянной ручкой и бросился на улицу, Илья побежал следом. Прохоров надеялся добежать до старшего по бараку раньше, чем он успеет сдать подкоп немцам. Почему-то он был свято уверен в том, что Кузьмин решил предать их. Оставался один выход, убить его прежде, чем предатель откроет рот, тогда хоть Фролов сумеет воспользоваться подкопом. О своей судьбе Прохоров уже старался не думать. Судьба сложилась, как сложилась.
– Пустите, – растолкал он других пленных.
Кузьмин лежал на спине, дергался и пускал слюну. Совсем рядом стояли охранники. В руке Михаил, уже не скрывая его, сжимал резец, готовый ударить им в любой момент. Но к счастью, он не успел нанести удар.
– Дождем промыло, – прохрипел Кузьмин тихо, обращаясь к Михаилу.