Онир опускает глаза и поводит соблазнительным плечиком.
Раннер зорко наблюдает, ее губы раздраженно искривлены, а Паскуды выпучили красные глаза. Под их черными капюшонами царит настороженная тишина, она заставляет меня зябко ежиться, несмотря на то что в помещении тепло.
— Поставлю цветы в вазу, — говорю я, отправляя Долли обратно в Тело.
— Она под мойкой, — напоминает Анна.
Раннер отдает честь и щелкает каблуками.
«Рей похож на огромный идеальный персик!» — говорит Долли, сидя на краю Гнезда, свесив ноги.
Анна занимается ужином, а мы с Реем устраиваемся за столом в столовой. Белая хлопчатобумажная скатерть, мятая из-за того, что ее пересушили, закрывает накопившиеся за долгие годы царапины и следы от воды на столешнице.
Мы по очереди проявляем вежливость, задавая однообразные вопросы о рождественских праздниках, о работе и о том, чем занимались весь день.
«Валялась в кровати, притворялась больной», — с презрительным фырканьем говорит Раннер.
Долли выпрыгивает из Гнезда и, расталкивая локтями Раннер и Онир, устремляется вперед.
«Алексе плохо! — говорит она. — Взгляните на ее запястья. И у нее болит между ног».
«Она это заслужила», — шипят Паскуды.
Я смотрю на свои запястья — они никуда не делись, эти страшные ссадины. Они служат мне напоминанием и болят. Я натягиваю вниз рукава.
Рей откашливается.
— У меня хорошая новость, — говорит он, выпячивая грудь, как откормленный фрегат. — Меня повысили. До регионального менеджера.
— Мои поздравления! — восклицает Анна, тянется к нему и целует в макушку. — Я горжусь тобой.
«Видишь, мужчина-ребенок…»
«Все ясно! — кричу я. — Раннер, я все поняла, поэтому заткнись, черт побери!»
Я чувствую, как меня задевают слова Анны. Это не кровоточащий укус бешеной собаки, а просто укол клыком. В сердце. Анна редко хвалит меня, тем более за успехи в работе.
Меня охватывает ревность, и я тут же отгоняю ее, пиная себя в икру — от старых привычек трудно избавиться.