Восьмая личность

Я зажимаю Долли уши. Зажмуриваюсь. Изголовье бьется о стену.

— Ну, скажи! — опять орет отец.

Анна не отвечает.

Я представляю, как она молчит, то ли в шоке, то ли с кляпом во рту. Он насилует ее, и для обоих это дело и страшное, и знакомое.

Вспышка.

Тик-так.

Я моргаю, и образы исчезают. Но я помню, как ее молчание, его слова и стук изголовья отдавались эхом и хрустом у меня в груди. Как я блокировала боль, ножом полосуя свои ноги.

Я уношу тарелки, а Рей и Анна перебираются на наш старый, продавленный диван. Тела накормлены. Елочная гирлянда отбрасывает круглые блики на их лбы.

— Я сложу все в посудомойку, — говорю я, выглядывая из кухни.

От этого движения между ног разливается боль, напоминая о Типе в сером костюме.

— Спасибо, — говорит Анна, волшебным образом оказываясь позади меня. — Ты уже уходишь? — шепчет она. — Просто…

— Не переживай, — говорю я. — Элла заедет за мной через час.

— Чем вы собираетесь заняться?

— Не знаю. Может, пойдем в кино, — лгу я.

Она берет два пухлых стакана для бренди.

— Не забудь под елкой рождественские подарки. Повязка на голову для Грейс и духи для Эллы.

— Все взяла, — говорю я, — спасибо.

— Их мама вернулась?

— Пару дней назад.

— Вовремя. — Она размышляет. — Это же надо, взять да исчезнуть и оставить Грейс на попечение Эллы. Полная безответственность.