Спрятанные во времени

22
18
20
22
24
26
28
30

Единственная полоска света падала на изъеденный пол из комнаты, где Варенька хлопала дверцей шкафа.

— Холодно, одеяло ватное постелю. Что это ты на ночь глядя с портфелем?

— С работы просили передать… так, чтобы не забыть… — буркнул он, ставя багаж под стол.

Одеяло было бардовым, толстым, тяжелым как асфальт. Варенька тряхнула им, расправляя, и принялась заправлять сквозь отверстие в центре пододеяльника. Впечатление было таким, будто белый осьминог всасывает загустевшую кровь.

— Что-то ты с лица спал. Заболел опять?

Юбка вокруг ее ног заманчиво колебалась. Но Илья, лишь мазнув взглядом, отвернулся, и даже прикрыл глаза, чтобы не соблазниться — настроение было хуже некуда. Голова гудела, хотелось забраться в нору и спать до конца времен.

— Скоро уже? — раздраженно спросил он, щурясь на лампу. — Все возишься, возишься… Может, перекус устроим по-быстрому? Что-то выпить хочется.

Варя театрально вздохнула, бросила одеяло и пошла на кухню, объявив впавшему в задумчивость кавалеру:

— Картошку чистишь ты. И — по маленькой.

Часам к десяти в субботу Илья приехал на Сходню и пошел с портфелем и пустой банкой через пути, как было ему подсказано — и кем?! — прытким проходимцем Нехитровым, в рот ему ноги! Оказалось, тот уже давно промышляет, сбывая кое-какой товарец, привозимый из командировок или взятый незаметно в музее, хозяйство которого было объемно и велось из рук вон плохо. Главное, объяснял он товарищу, которого наивно считал неопытным и лишенным торговой хватки, не трогать драных командирских сапог и прочей «краснознаменной бутафории» — это малонужное добро находилось на особом учете, ибо идеология зиждиться на кумирах, а кумиры, как известно, редко ходят босые. Достойный же товар зачастую просто гниет, так что пускать его в оборот по-тихому можно считать благородным делом.

Если бы Илья не посмотрел на распалившегося товарища особенным насмешливо-печальным взглядом, свойственным пчелам и спаниелям, слушать бы ему битый час лекцию про Робина Гуда и прочих борцов за правду.

— А чем ты, кстати, разжился? И где? — поинтересовался Борис Аркадьевич, желая сам купить у Ильи, а еще лучше — помочить клюв в том же источнике. В глазах его влажно мерцали звезды, какие возникают в предвкушении денег. — Извини, не замечал как-то за тобой практичности в таких делах.

Но Илья не сдался: зачем знать то, что не нужно знать?

— Повяжут, только хуже обоим будет.

Нехитров махнул рукой и сдал козырной контакт, заставив Илью поклясться, что он его, Нехитрова, знать не знает и видит впервые в жизни, да и то мельком со спины… Илья пообещал стереть его из памяти навсегда.

Ушлая бабка сидела на чурбане у спуска с платформы, где валом валил народ — с поезда, на поезд и просто так. Николаевская железная дорога рассекала местность, ускоряя, как водится, сообщение вдоль — и чудовищно затрудняя поперек. То и дело проходил паровоз с составом, волоча клубы плотного как шерсть дыма. Виадук, дочерна закопченный снизу, стягивал воронкой людскую массу, направляя ее прямо к предприимчивой старушенции. Место было неприятным, грязным, но бойким, выбранным со знанием дела.

На лотке перед старухой, покрытые льняным полотенцем, лежали пироги — тонкие, жареные в жиру, со сплющенным защипом с торца, делавшим их похожими на селедок. В стоявшем рядом ведре болтались изумрудные огурцы в рассоле, густо пахшем укропом. То и дело очередной покупатель выручал «селедку» в газетном ушке и овощ, наколотый на лучину. Бабка улыбалась беззубым ртом, благословляя пешехода на трапезу. Карман фартука, набрякший от выручки, тяжело покоился на ее коленях, спрятанных под толстыми юбками.

Лотка хватало на четверть часа, и он тут же сменялся новым, подносимым «внучком» в кепи на глаза и в чистой рубахе, являвшемся словно из-под земли. Судя по запаху, перебивавшему паровозный дым, жарили пироги где-то рядом, за одной из притулившихся к путям стаек.

Угрюмый потный мужик, тащивший вязанку дров, уронил полено у ведра с огурцами. Торговка ойкнула. Мужика тут же подхватили двое, тершиеся в толпе, оттеснили прочь, не дав подобрать потерю. Он было возмутился, но притих, прочитав в их глазах недоброе. Бабку навязчиво опекали.

«Звезда бизнеса!», — подумал Илья, усмехнувшись, и уселся на облезлой скамейке под козырьком, с удовольствием наблюдая за коммерсанткой. Подходить к ней нужно было минута в минуту в специально отведенное время, которое, как понял Илья, особым образом вычислялось: Нехитров что-то черкал в бумажке, которую прикрывал ладонью, и назвал, во сколько нужно соваться к даме.