– Ну! – сказал Колиньи, улыбаясь, – если б ты бросился на какую-нибудь актрису из Бургонского отеля или на гризетку, шумящую юбками на Королевской площади, то на тебя могли бы еще сердиться… но ты метил высоко и за успех тебя, поверь мне, помилуют.
Сказав это, он сел к столу, придвинул лист бумаги, обмакнул перо в чернила и твердой рукой быстро написал следующее письмо:
Он обратился к Гуго со слезами на глазах и сказал ему:
– Я написал вашей уважаемой матушке; прочтите.
– Так вы ее знали? – спросил Гуго, поцеловав место, где написано было имя графини.
– Да… и всегда сожалел, что судьба не допустила ее называться Луизой де Колиньи.
Он открыл объятия, Гуго бросился к нему и они долго прижимали друг друга к груди. Потом, возвращая вдруг лицу своему, расстроенному сильным волнением, выражение мужественной твердости, Колиньи позвонил и, запечатав письмо, приказал вошедшему лакею:
– Вели сейчас же кому-нибудь сесть верхом и отвезти это письмо графине де Шаржполь в замок Тестеру, между Лектуром и Ошем, в Арманьяке… Ступай!
Лакей вышел; овладев собой, граф де Колиньи надел перевязь со шпагой и громким голосом сказал Гуго:
– Теперь графиня де Монтестрюк извещена о нашем походе и нам остается обоим, тебе и мне, думать только об исполнении нашего долга… И если нам суждено умереть, то умрем же со шпагой наголо, лицом ко врагу и с твердым духом, как следует христианам, бьющимся с неверными!
Слух о назначении графа де Колиньи распространился с быстротой молнии. Когда Гуго появился в Лувре, там только и было речи, что об этой новости. Сторонники герцога де ла Фельяда злились ужасно. Все спрашивали себя, каким волшебным влиянием одержана была такая блистательная победа в какой-нибудь час времени? Расспрашивали Монтестрюка, зная об его отношениях к счастливому избраннику, но он притворился тоже удивленным.
На игре у короля он встретил графиню де Суассон, которая улыбнулась ему, пока он кланялся, и спросила:
– Довольны ли вы, граф изумительной новостью, о которой вы, вероятно, уже слышали?
– Кто ж может быть ею более доволен, чем я?… Теперь мне и не остается желать ничего более!