– Знают все. Но я смог сберечь одну тайну, и не знаю, зачем тебе сейчас говорю.
– Ты можешь не говорить. Мне не нужны лишние тайны, – Лика гладила его пальцы, но он сжал ее ладонь и продолжал:
– Он был старше меня на двадцать лет. В таком возрасте мало кто уже ходит в сложные походы. Но он не мог жить без Памира, без больших гор. Он был из тех, кто мечтает умереть один среди снегов, а не в окружении детей и внуков.
– Беляев сам был как скала. Я, когда увидела его на фото в клубе, подумала: «неужели такие бывают?».
– Бывают, но редко. Не знаю, почему он выбрал меня, но я единственный знал, что у него диабет второй степени. Беляев молодец, поступил крайне порядочно, сказал мне об этом еще за месяц до похода. У меня было время и подумать, и принять решение, и рассказать об этом Томилину… Но я не стал этого делать. Я знал, что Томилин его не возьмет, а право взойти на вершину должно быть у каждого.
– Как, впрочем, и право там умереть.
– Я уже много лет в этом не уверен. Ты, наверное, знаешь, что он умер не от диабета, а от острой сердечной недостаточности. Для той высоты это, в общем, норма. То есть, от ОСН, как и от отека легких, на высоте гибнут часто. Но диабет увеличил риск. Его накрыло всем и сразу. В ту ночь мы диагностировали у него и инфаркт, и отек легких. Все это, как выяснилось позже, было вызвано гипогликемией, падением уровня сахара.
– Ты так и не сказал, что у него диабет? – почти воскликнула, отстранившись, Лика.
– Нет, нет. Конечно, я сразу сказал, что у него диабет. Мы вкололи инсулин, но было уже поздно. Надо было срочно спускать. Но была ночь, мы уже поставили лагерь.
– А погода?
– И погода не очень. Не так, чтобы прям ураган, но сильный ветер. На высоте это всегда обморожения. Я думаю, дядя Том понимал, что, в первую очередь, обморожения грозят недвижимому Косте, и это тоже повлияло на его решение…
– Я думаю, принятое решение было правильным.
– Теперь все мы знаем, что нет.
– Постой… Понятно, спусти вы его ночью, его шансы на выживание бы увеличились. Но он мог умереть и по дороге. И вы могли сорваться, обморозиться.
– Могли. Но могли и спасти. Ни этого «могли», ни своего молчания, я себе не прощу. Как ни крути, если быть честным с самим собой, я виноват дважды. Я виновен в его смерти. Больше всех. Да и какая разница, – он стукнул по шмотнику так, что Надежда заворочалась, – больше или меньше. Виновен – и все.
Личка вздохнула.
– Капец же был тогда с вами?
– Да. И Андраш. И все поддержали тогда Томилина. Капец сказал: «пойдем вниз – угробим еще кого-нибудь», и с ним трудно было не согласиться. Никто не хотел рисковать. Это единственный раз, когда я был не согласен с Томилиным.
– Но все-таки, – Лика приподнялась на локтях и посмотрела на Графа, – почему ты был не согласен?
Граф смотрел вверх. Белки его глаз светились в темноте. Теперь он говорил спокойно, тихо и медленно, и лицо его казалось непроницаемым.
ebooksa