– Во-первых, я чувствовал свою вину. Во-вторых, я знал… Тогда я просто знал, что он умрет. Но я не мог спустить его один. Там был склон, потом закрытый ледник. Нужен был вертак, и он готов был сесть на 4500, не выше. А мы были выше шести. Если бы мы начали спускать его ночью, то на спуск ушли бы сутки. Сутки непрерывной работы. А может и больше.
– Да, решение Томилина понятно.
– Все понятно, – Граф резко повернулся к Лике, но тут же опомнился и заговорил тише, мягче. – Непонятно, почему я до сих пор вижу сны, как кто-то умирает рядом со мной.
– Это потому ты так цепляешься за меня, за живую?
– Да, ты живая… – Граф ладонями прошелся по ее ребрам и, сжав их пальцами, еле пряча восторг, прошептал, – ты такая живая…
На немолодом уже теле земли, на пару пальцев выше экватора и на палец ниже полюса, везде разлилась весна. Посреди весны, вся в снегу, росла, высилась и ходила ходуном, встревоженная весной, тайга. В ее восточной части, там, где необъятная Россия, наконец, соприкасалась губами с Тихим океаном и захлебывалась, когда океан подходил слишком близко, посреди Хабаровского края, высился Баджальский хребет. На самом севере от него отходил безымянный отрог, упиравшийся в такой же безымянный, поскольку никем еще не пройденный горный цирк, чьи белоснежные вершины, словно зубы негритянки, неистово светились в темноте. В восточной части цирка, прямо под склоном стояла шатровая палатка. Было ясно, но ветрено. Палатка ходила ходуном, но держалась молодцом.
Внутри Надежда, Лика и Граф занимались привычным делом – собирали раскиданные по палатке шмотки и паковали их в рюкзаки. После ухода половины группы с Капцом, шатер казался огромным плацдармом.
– Как же жрать-то охота. Вернемся – поведу всю семью в ресторан! – затягивая тубус, провозгласил Граф.
– Когда вам рожать-то? – деловито поинтересовалась Надежда.
– Осенью.
– То есть не знаешь еще, мальчик или девочка?
– Пацана! – радостно крикнул через плечо Граф, вылезая из тубуса, – пацана хочу!
Лика отрешенно смотрела перед собой.
– Чего зависла? – спросила Надежда. – Пойдем?
– Пошли, – тихо сказала Лика.
Они вылезли наружу, Надежда вытащила ЦеКа, и шатер рухнул. Втроем, они еле удерживали его, отряхивая от снега. Когда они, наконец, вышли из лагеря, небо посветлело, звезды поблекли, и за спинами поднимавшихся по склону лыжников начал, пульсируя, разгораться мягкий, светло-розовый закат. Саночки теперь оставались только у Графа. В них он сложил палатку, веревку и железо. Граф поднимался легко, почти не проваливаясь. Заграничные камуса30 хорошо держали на склоне, и он быстро ушел вперед.
Лика и Надежда поднимались параллельно, потихоньку переходя на «елочку». Наконец они почувствовали, что склон пошел вверх, хотя определить зрительно было невозможно ни угол наклона, ни расстояние до нависавших где-то сверху скал.
– Почему ты не ушла со всеми? – впечатывая лыжи в снег и глядя на Надеждины раскрасневшиеся ланиты, спросила Лика.
– Они смертнички, – отпустив палку, махнула рукой Надюха.