Польские новеллисты,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Самогон пьешь, дед. Ведь в глаза ударяет.

— Ну и пусть ударяет, — миролюбиво согласился старик. — Не мне первому, не мне последнему.

— Вот именно.

— Что? — не расслышал старик, — Но до того, как ударит, я уж и так буду у своих, там, где звезды, — поднял он голову кверху.

— Э, оставь. Еще не одного молодого переживешь.

— Врешь, Филипок. Пусть меня колоколом придавит, если не врешь. Все знают, что долго не протяну.

— Никто, дедка, не знает, кому и что уготовано.

Старик потуже затянул ремень и, опустив голову, некоторое время шел молча. Они были уже неподалеку от школы.

— Хороший ты человек, Филипок, — сказал Кривой Петр. — Ты и должен быть учителем. Это ясно. Но ты не бойся.

— А чего я, дедка, должен бояться?

— Ну, что тебя убьют, как Алексея.

— Меня?

— Да, тебя.

— Кто и за что меня убьет?

Кривой Петр тихо засмеялся.

— Так я и говорю, чтобы ты не боялся.

— Много ты, дедка, хлебнул сегодня самогонки, а?

— Немало. Это хорошо, что ты вернулся оттуда.

— Откуда?

— Ну, из лесной сторожки. Они могли бы прикончить тебя.