Сегодня все порадовались за гидрологов. Впервые после длительного перерыва они опустили трал на 3300 метров и были приятно поражены обилием выловленной живности. Вот вам и утверждение, что фауна Центральной Арктики крайне бедна. Возможно, что их ждёт ещё много неожиданностей, поскольку началась очередная 15-суточная станция.
Когда палатка пустеет, я приступаю к своим поднадоевшим обязанностям кока. Оленье мясо на исходе, да и запас других продуктов основательно поредел. О вкусностях пришлось позабыть, и я каждый раз лихорадочно листаю поваренную книгу, ища блюда попроще. Благо разных круп пока предостаточно. Я поставил вариться на плитку суп из мясных консервов неизвестного содержания из-за отсутствия этикеток и, усевшись на койку, предался размышлениям. Вроде бы прошло всего полгода, а сколько событий, сколько впечатлений! Я чувствовал, как внутренне изменился за эти месяцы. Стал по-иному оценивать людей и их поступки, понимать и ценить жизнь, воспринимая её в каком-то новом, непривычном измерении.
Мои философские рассуждения прервал приход Дмитриева.
– Доктор, нальёшь стопарик женьшеня, тогда первым узнаешь потрясающую новость.
– Давай не томи, рассказывай, а за стопкой я не постою.
– Так вот, слушай. Операция по снятию станции начнётся в апреле. Руководить ею будет Илья Мазурук.
Вот это новость!
Мазурук кружит где-то в районе мыса Челюскин и сообщил радиограммой, что при первой возможности прилетит к нам на станцию. Просит хорошенько подготовить полосу для приёма самолёта на колёсах.
Отложив все несрочные работы, мы скопом двинулись на аэродром.
Неподалёку от лагеря Яковлев с Петровым обнаружили обширное разводье, покрытое ровным молодым льдом толщиной почти 50 сантиметров. По их утверждению, с которым согласился Комаров, этого вполне достаточно, чтобы принять тяжёлый Ил-14.
Уже поздно вечером пришла наконец долгожданная радиограмма: «Завтра в 3 часа 50 минут по мск буду у вас. Мазурук».
Полночи мы трудились на аэродроме, наводя марафет, то и дело поглядывая на небо – не портится ли погода? Но она не подвела. Небо было чистым, безоблачным, и лишь лёгкий ветерок весело носился по полосе, подметая снежную пыль.
Спозаранку мы с Костей Курко отправились на аэродром. Но оказалось, что мы не первые. Там уже развил бурную деятельность Комаров, вновь ощутив себя начальником аэродрома. Снова и снова заставлял он своих помощников то засыпать снегом обнаруженные ямки, то сковыривать небольшие, ставшие торчком льдинки. Наконец кто-то заорал во весь голос:
– Летит!!!
– Зяма, зажигай шашку! – скомандовал Комаров.
Гудкович воткнул в отверстие шашки толстую специальную спичку, и столб густого чёрного дыма, свиваясь в кольца, поднялся в небо. Мазурук пронёсся над куполами палаток, а мы прыгали от радости, подбрасывая вверх шапки. Машина пошла на посадку и, легко коснувшись колёсами льда, покатила по полосе. Развернувшись, Мазурук зарулил на стоянку, где маячила фигура Комарова с красными флажками в руках. Один за другим члены экипажа высыпали на лёд, а мы побежали навстречу. Мы тискали друг друга в объятиях, целовались, что-то пытались рассказывать, перебивая друг друга. Нам пихали в руки какие-то свёртки, яблоки, ещё тёплые булки, хлопали по спине, не зная, как выразить радостные чувства. К сожалению, свидание оказалось недолгим. Ледовая обстановка вокруг лагеря внушала опасения – слишком уж много было свежих разводий, – и Мазурук решил не задерживаться.
– Не журитесь, – говорил он, добродушно улыбаясь, – скоро опять прилечу, тогда и лагерь осмотрю, и докторский обед попробую, а сейчас не стоит рисковать.
Закрутились винты. Мазурук, открыв остекление кабины, приветственно помахал рукой. Самолёт разбежался и, проскочив над самыми торосами, ушёл в небо, оставив на льдине одиннадцать радостно бьющихся сердец, гору писем, журналов, две свиные туши, мешок свежего лука, два десятка нельм, четыре бутылки шампанского и свежие булочки – личный презент экипажа. Но бочка мёда редко бывает без капли дёгтя. Комаров, разряжая ракетницу, не удержал курка, и ракета попала прямо ему в ладонь. К счастью, толстый мех рукавицы спас его от серьёзных неприятностей. Он отделался лёгким испугом, синяком во всю ладонь и небольшим ожогом, а я обзавёлся новым пациентом.