Мудрость толпы

22
18
20
22
24
26
28
30

– У меня всегда было наоборот: куча титулов и никакой власти, – усмехнулся Орсо и принялся разливать вино в два бокала. В роли главного преступника Союза он выглядел еще более беззаботным и расслабленным, чем когда был кронпринцем. – Твоя подруга Изерн права. Боюсь, что я… – он взглянул на нее исподлобья с этой своей улыбкой, от которой у нее каждый раз, казалось, все острее щекотало где-то внутри, – …приношу неприятности.

– И ты решил принести свои неприятности на мой ковер?

– Мой старый знаменосец считал, что это плохая мысль, но… никто ведь не ожидает, что я приду к тебе.

– Еще бы! Признаюсь, я и сама малость потрясена.

Но, говоря по правде, Рикке была рада его видеть, и это было не просто действие жемчужной пыли и выпивки. Ну, то есть и это тоже. Но еще и потому, что он был симпатичный, веселый, обаятельный; ну, и конечно, знание того, что он превосходный любовник, тоже не переставало целовать изнанку ее припорошенного жемчужной пылью мозга. В эти дни ей приходилось постоянно прятаться. Прятаться за татуировками, за знающими улыбочками, за каменным сердцем. С ним она могла позволить себе выйти наружу.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь вывез меня из Адуи, – сказал Орсо. – Кто-то, обладающий властью. И достаточной смелостью. И большой свитой, в которой одно лишнее лицо, должным образом замаскированное, сможет остаться незамеченным. И, в конце концов, ты ведь написала мне то письмо, так что я и подумал: может быть, у тебя еще осталось немного симпатии к моему делу, хоть оно и проиграно?

– Ну, честно сказать, я его писала, больше исходя из собственных соображений. Но это правда, я действительно всегда любила проигранные дела.

– И есть еще… кое-что. – Он помедлил, его улыбка расплылась шире, словно он обратил свои мысли к каким-то счастливым воспоминаниям. – Та ночь, которую мы провели вместе. И утро после нее. Я часто вспоминаю о них.

Рикке тоже не смогла сдержать улыбки.

– Я тоже!

Фактически она вспоминала о них прямо сейчас. Она стащила с себя одну из этих нелепых кружевных перчаток, прихватив ее зубами. Все равно она окончательно потеряла форму от сырости.

– Время от времени я думаю, что бы могло произойти… если бы мы были другими людьми.

Рикке лизнула кончики пальцев и принялась гасить свечи; каждая умирала с тихим шипением, выбрасывая завиток дыма.

– И я тоже.

В комнате постепенно становилось все темнее, а также жарче, невзирая на сырую ткань, липнувшую к ее телу, пока наконец не остались только слабые отблески на золотом шитье портьер, на серебре и стекле столовых приборов и в уголках улыбающихся глаз Орсо.

– И вот… теперь… мы стали другими людьми, – закончил он.

– Без сомнения. Мы все изменились.

Сколько всего она видела с тех пор! Сколько сделала. Сколько людей вернулось в грязь. Он потерял трон, она завоевала трон. Однако когда она подошла к нему и взяла бокал из его руки, то увидела в его глазах то же, что и в ту ночь: неприкрытое желание. И от того, что на нее так смотрят, она почувствовала себя еще лучше. Наверное, это было лучше всего.

Она допила вино одним залпом – и остановилась, морщась и прижав ладонь к груди, борясь с желанием извергнуть его обратно. Вот это бы точно испортило им все настроение!

– Дать тебе ведро? – спросил он.