Турнир

Свистел совершенно по-плебейски в нашей ложе Геб, свесившись на перилах, махала рукой счастливая Фей-Фей, салютовал Люк, прыгала где-то на заднем фоне пухлая фигура Нэнс, и только Хок и Бер, два таких непохожих друг на друга брата-близнеца стояли молча, с суровыми лицами. Мужчинам не к лицу проявлять чувства на публике?

— Девятнадцать.

— Да, мисси. Именно так. А про что это Мастер? — Было видно, что любопытство мучает алларийку с самого момента получения этого сообщения.

Слова вспыхивали на проекции листа, как только были прочитаны, столбики появлялись один за другим, пока она не закончила читать, пока весь стих Вей Си, посвященный красоте родного дома, не появился на листе.

— Испытания? Леди Блау, тогда почему вы не подали заявку на третье искусство, выбрав только алхимию? — уверенный голос Наставника по алхимии прозвучал совершенно внезапно. Варго оценивал меня по-новому, как неизвестную переменную, появившуюся в его правильном и давно проверенном алхимическом уравнении.

— Соберешься падать — дай знак, — он залихватски подмигнул мне, — я — поймаю. Всегда. Вайю.

— Истина, — наконец произносит леди Фелисити. На этот раз я задумываюсь немного дольше, не так много в позднем творчестве Садо стихов, посвященных именно этой теме.

— Почему две, Нэнс? — Если из хладного забирали только Юниса и Юстаса.

— Не мы, — ответил он коротко.

Фей-Фей открыла рот, чтобы спросить что-то ещё, но тут прозвучал гонг, пропел горн, и распорядитель зычным голосом бодро объявил имена победителей в третьей дисциплине — искусство стихосложения.

Легионеры по кругу Арены салютовали тоже, поочередно прикладывая кулаки к груди. Я улыбалась всем и каждому, махала рукой, и чувствовала себя совершенно и абсолютно счастливой. И вымотанной, как после долгой-долгой тренировки у Ликаса.

— Двое в хладном. Ещё двое, — уточнила я.

Подтверждающая вспышка силы, и я снова смотрю на судейскую линию, стихи я решила не читать, достаточно того, что их могут прочесть другие.

— Фей. Сейчас они дали одно слово, потом другое, нам потом дадут третье, как на рисунках.

— Квалификация юных поэтов проходила по слову — любовь. Читались любые известные произведения, многострадальные вирши, посвященные страданиям не описуемым. Судьи оценивали соответствие заявленной теме и глубину понимания, но с моей точки зрения, если в стихах были вздохи, ахи с привкусом слез, и ночное светило, все дружно голосовали за. И, судя по тому, как вырядился на Турнир Костас, любовь — это боль. Жесточайшая. — Я помню несколько стихов — этого хватит. Они могут сказать — пишите про горшок…

— Благодарю, — усиленный чарами, мелодичный и хорошо поставленный голос леди Тир взлетел над сценой, — … род Блау.

— Утверждаю, — я спокойно вскинула вверх руку с родовой печаткой. — И не просто утверждаю, а клянусь, что никогда эти строки не видели этого неба, записаны первый раз и до этого были только тут, — я постучала кончиком пальца по виску, и в этот момент моя сила темным облаком окутала всю руку до локтя, лизнув пальцы.

— Я считаю, что это хорошая стратегия, — помедлила я, тщательно подбирая слова, — в данной ситуации. — Все знали, что силы у Костаса — чуть, способностей тоже, как и у меня, но зато он очевидно блистал на поприще четырех искусств. И если такой талант есть, его нужно оттачивать, возведя в абсолют, оттачивать до нелепости, пока он не превратится в обоюдоострый меч, обратившись к тем, кто смеялся над ним сейчас. — Место сира Костаса — в Столице. У него есть все данные, чтобы стать жемчужиной в плеяде известных художников и поэтов этого времени. — Через десять лет работы Костаса приобретут ту необыкновенную глубину, которой так не хватает ему сейчас. — И если для этого нужно носить… желтое…

Я оглянулась на тировскую ложу, но Кантора у перил не было, он вообще скрылся так глубоко в ложе, чтобы его вообще не было видно с соседних трибун. Неужели стесняется будущей элиты светского общества? В том, что Костас без труда займет положенное место в столичном бомонде искусств, я не сомневалась, он уже сделал это в прошлой жизни всего за пару сезонов. У него были все данные и даже больше — одной такой абсолютной уверенности в собственной неотразимости хватит, чтобы брать города без штурма.

— Нэнс! — Это она так Помнящего изображает или что?