— И как мы решим эти…
— Первым на ум приходит то, что избирательная кампания — это естественный процесс, который вы можете адаптировать и менять так, чтобы он приносил вам максимальную пользу в постоянно меняющихся обстоятельствах, как, например, падение рейтингов и распространение негативной информации. Я считаю, что в ситуациях, схожих с вашей, необходимо включать в кампанию как можно больше мероприятий, связанных с личными встречами и общением с избирателями. Таким образом вы сможете отчасти компенсировать ваше отсутствие в медиапространстве.
Клэрмонт откинулся на спинку кресла и задумался. Он смотрел куда-то мимо меня, и я слышал его дыхание, похожее на легкое дуновение ветра.
— Когда вы так говорите, кажется, что все очень просто, — сказал он. — Вы прямо как хороший продавец.
— Это… это будет непросто, — возразил я. — Но у вас есть некоторые изначальные преимущества. Богатство. Ваш возраст. Вы выглядите как настоящий губернатор — аристократическое лицо и великолепные седые волосы. Да, это будет непросто, но если вы хотите рискнуть и попробовать, то у вас есть все шансы быть избранным. И в любом случае, вы войдете в историю.
Ник посмотрел направо в самый темный угол своего кабинета — он уже в третий раз смотрел в этом направлении. Я подумал, что, возможно, у него тик.
— Я хочу понять, почему вы — наиболее подходящая кандидатура для этой работы, — сказал он.
— Какой работы? Помочь вам в избрании? Я могу это сделать. Это действительно моя работа — выигрывать на выборах, и мои достижения говорят сами за себя. — Я уже давно усвоил, что на невероятно конкурентной политической арене чрезвычайная самоуверенность обычно помогает в общении с политиками, которые не боятся принять вызов.
— Черт, а вы умеете заговаривать зубы, — послышался еще один голос. От неожиданности я подскочил на месте. — А я все ждала, когда же вы облажаетесь, но так и не дождалась. — Самая красивая женщина, которую я только встречал в жизни, материализовалась около стола. Позже, поскольку реальную информацию о ней найти не легко, я много раз буду слышать отзывы о ней как о женщине, из-за которой развязываются войны. Настоящая Елена Троянская.
— Надеюсь, вы осуществите свой план так же искусно, как и рассказываете о нем.
На какое-то время я лишился дара речи — даже не знаю, как долго это продолжалось — мне оказалось сложно собраться с мыслями в ее присутствии.
— Я… я полагаю, что мой… предыдущий опыт проведения успешных избирательных кампаний можно применить во время любой политической гонки. — Я вытер губы рукавом пиджака и заметил, что моя рука дрожит.
Женщина посмотрела на меня своими ясными серыми глазами. Ее кожа блестела, как песок на утреннем солнце. На ней был черный деловой костюм и белая блузка, облегавшая ее загорелое тело, словно вторая кожа. Ник одарил ее мимолетной крокодильей улыбкой, и я взял себе на заметку, что над этим нужно будет поработать — если он хочет завоевать электорат, его улыбка должна быть более располагающей.
— Я Лесли Клэрмонт, — сказала женщина, не опуская рук, скрещенных на груди. — Его жена.
Вначале я решил, что нам нужно проводить кампанию, не привлекая внимание прессы, и лишь потом сделать неожиданное официальное заявление. Ради этого было организовано масштабное мероприятие: реставрация Оперы Санта-Фе — подлинной жемчужины культурной жизни этого города — подходила к концу. Спонсором выступила компания «Клэрмонт корпорейшен». Кульминацией должны были стать празднования по случаю открытия оперы с грандиозным салютом во время церемонии перерезания красной ленты. Такие события особенно любят семьи, взрослые члены которых регулярно ходят на выборы.
Все должно было состояться через две недели, и мне необходимо было полностью подготовить все к празднику: от постройки основной сцены до развешивания флажков и фонариков и рассылки приглашений представителям СМИ, которых требовалось заинтриговать, не раскрывая перед ними всей информации. Все шло довольно гладко, я даже забыл про виски и сигареты, как вдруг за неделю до официального объявления все пошло наперекосяк.
Мне позвонил, точнее, написал сообщение Уэйд Эшли.
Уэйд был талантливым репортером, он писал для «Вашингтон пост» о политических баталиях и прочих вопросах, связанных с Сумеречными. Ему удалось опубликовать много важных статей, в том числе о неудавшейся попытке самоубийства сенатора Барнса во время его избирательной кампании за право быть выдвинутым Демократической партией в качестве основного кандидата на выборах президента, которую Барнс впоследствии пытался скрыть, чтобы продолжить предвыборную кампанию. Уэйд также писал о недавнем возрождении нескольких миллиардеров — владельцев хеджевых фондов и о том, что это значило для индустрии финансов. Уэйд был большим умницей. И сообщение от него сулило одни только неприятности. Вероятно, он что-то услышал или заметил какое-то изменение в расстановке фигур на политической шахматной доске, и это взбудоражило его пытливый ум. Он понял, что за всем этим туманом и тщательно замаскированными следами что-то скрывается. От него не так просто было отделаться, он был не из тех, кто может клюнуть на дезинформацию, так как был проницателен, а все подобные попытки еще больше подогрели бы его любопытство. Поэтому в общении с этим чрезмерно ретивым журналистом мне оставалось лишь одно: попытаться заключить с ним сделку.
После консультации с Ником и Лесли — которые были не против, чтобы я взял всю инициативу в свои руки — я позвонил Уэйду. Он ответил после первого звонка.
— Джозеф, дружище! Как у тебя дела? — спросил он своим, как всегда, утрированно-восторженным тоном.