Месма

— В общем, плохо Галка с матерью своей жила, — продолжала свой рассказ соседка. — Не ладно жили, не по-доброму! А в последний-то год Галочкиной учебы вдруг какие-то странности у нее начались.

— Какие странности? — пытливо спросил Влад. — Вот я как раз сюда и приехал, чтобы хоть как-то разобраться — откуда взялись у Гали странности, и что тут можно сделать…

— А странности очень нехорошие, просто жуткие! — трагично воскликнула Мария Андреевна. — Вот приходит ко мне как-то сама Антонина, ну вроде как по-соседски. Обычное дело… Поболтали мы с ней, и смотрю я — вроде как с Тоней что-то не то. Будто хочет сказать мне что-то, да не решается. А в глазах у нее — страх! Ну я и спросила: «Тонь, ты вроде кого-то боишься, что ли? Здесь тебя никто не тронет!» Ну вроде как в шутку сказала! А она — в слезы! Я ее утешать, да успокаивать, да выпытывать — кто да что, а она мне говорит: «Марусь, меня Галька-то убить задумала!» А я-то чуть ли не в смех: Галка? — говорю. Да ты рехнулась, что ли, Тоня? Галка — она же мухи не обидит, всегда сама доброта была, котят да щенят бездомных жалела да в дом волокла — прикормить, обогреть…

Тогда я и сказала ей-то, что на душе было: давай без обид, подруга, но дочку свою ты на одних запретах растила, скандалами да придирками ее изводила, а она тебе и слова поперек ни разу не молвила! Вот, говорю, Господь каким терпением Галку твою наделил! А ты — убить она тебя хочет. Бога ты не боишься — такую напраслину на родимую дочку, на девку молодую возводить! А Тоня мне в ответ: ну да, плохой я матерью была, но ведь одна ее почти всю жисть растила, так что ж меня — убивать за то? «Да кто ж тебя убьет — кому ты нужна, прости Господи?» — говорю. А она: «Так Галька сама мне про то сказала! Боюсь я ее, Маруся… Может, хоть ты поговоришь с ней? Она тебя завсегда слушает…»

Ну, я тогда всерьез ее причитания особо не приняла. Подумала, совсем чтой-то Тонька головой поехала. Утешила ее как смогла, и домой спровадила. А сама-то с той поры стала я за Галкой понемногу приглядывать. Да и бывало, идешь по лестнице и слышишь, как за дверью Галка с Антонииною собачатся. Первый раз я прямо оторопела — никогда не слыхала, чтобы Галочка орала дурным голосом! А потом — и второй раз, и третий… Что за напасть, думаю?

А один раз, — Мария Андреев на понизила голос, — во время такой ссоры Галка как кинется на мать, и давай ее душить! Меня тогда дома не было — муж зато был. Он на шум туда кинулся, да еще Клава из 8-ой квартиры прибежала, они-то и спасли Тоньку от смерти неминучей! Из рук Галкиных еле-еле ее вырвали! И вот еще что скажу: мой-то до сих пор мужик еще крепкий(на мясокомбинате-то заморышей ведь не держат!), и Клава тетка здоровая, на голову меня выше! Так вот они вдвоем еле-еле Тоньку из дочкиных рук вырвали! Силища в Галкиных руках была — страшная! И не справились бы с ней, кабы Галка мамашку свою сама вдруг не отпустила. Антонину после этого насилу откачали! Ну, а после этого случая Галка с матерью вроде как помирились; стали по врачам-по больницам мотаться… да все без толку: здоровая девка, доктора говорят, и с головой полный порядок, так что не ездите понапрасну и от больных нас не отвлекайте.

Мария Андреевна перевела дух. Влад внимательно слушал, попутно отдавая должное хозяйскому угощению. Женщина встала и налила себе и гостю в большие чашки горячий янтарный чай.

— А то еще случай был чудной, — продолжала соседка, вновь усаживаясь за стол. — Приходит Галочка ко мне — так, по какой-то надобности. А у меня на столе шмоть мяса лежит — муж принес, и собралась я его готовить. Галка как мясо-то увидела, так глаза у нее стали… не знаю, как и сказать, касатик — будто волчьи! Мне аж не по себе сделалось… «Тетя Марусь, — говорит так мне ласково, — простите меня, конечно, но можно мне мясца кусочек… малюсенький!»

А сама прямо дрожит от возбуждения! Я как стояла — прямо так и остолбенела! «Галь, — говорю ей, — да Господь с тобой, оно же сырое!» А она мне: «Вот и хорошо, что сырое… такое сочное, нежное, кровавое… ну чисто живое!» Представляешь? Я и слова вымолвить не успела, как она нож со стола взяла, да ловко так отрезала полоску мясную — и в рот! «М-м! — грит, — ну и вкусно же! Спасибо, тетя Марусь!» Съела кусочек и ушла! Ну, думаю, и дела! Явно с Галкой что-то не так!

Был, правда, профессор один, он посмотрел ее и сказал, что у нее вроде как шизофрения. Положили даже в больницу нашу Галочку-то… Она из-за этого и в институт после школы сразу не поехала поступать. А потом вроде все нормально стало — девушка как девушка, да какая красивая, да ладная! Мать сумела добиться, чтоб диагноз ей поправили, с шизофренией разве в институт-то сунешься? А мамаша больше всего боялась, что Галка с нею останется — к тому времени Антонина стала бояться с нею вдвоем в квартире ночевать — грит, она мне ночью горло перережет, как курице, или удушит! А Галка — как ночь, так вообще становилась очень активной, даже буйной! Антонина говорила как-то, что проснулась ночью, а Галка сидит возле ее постели и злыми глазами на нее пялится. Тоня спрашивает с перепугу: «Ты чего?» А Галка ей: «Ничего. Вот прикидываю, как и когда тебя лучше прикончить». Представляешь себе? С таких ночных разговоров поседеть можно! А теперь самое главное, касатик… внимательно слушай.

— Я вас и так очень внимательно слушаю, — отозвался Влад.

— Вот и хорошо. Когда Антонина поняла, что по врачам Галку водить без толку, вспомнила она и о Боге. А сама-то сущая безбожница была, в церкву никогда не ходила, а когда Галка с подружкой своей туда разок наведалась, так — о, какой скандал опять был! это было еще до того, как Галка на мать набрасываться стала. Ну, а тут начала Антонина сама ходить в храм и Богу молиться. И там ее надоумил кто-то к одной ведунье пойти. Сперва Антонина отнекивалась, а потом — ну куда деваться? собрались они с Галкой и поехали.

А ехать надо было в деревню одну — в нашем, Краснооктябрьском районе… Подгорное называется — село такое, довольно большое! Было это лет этак пять тому назад, Галка, кажись, только школу закончила. Приехали они, очередь длиннющую отстояли, а как до них дело-то дошло, ведьма эта Галку приняла хорошо да ласково, а на Антонину зыркнула по-злобному, и как закричит: «Вон пошла, стерва, тварь проклятая… никогда не приходи!» Так и уехали ни с чем, перепуганные, да оплеванные. Ну что тут поделаешь…

А Галка-то все больше хужела! Антонине уж и житья не стало никакого с ней, жила как под топором! Полегчало лишь, когда дочка в Москву-таки уехала, в институт поступила… Но с тех пор Тоня всегда приезда Галкиного ожидала, как Страшного Суда! Как получит письмо, что Галка собирается приехать, так сразу и в плач, да ко мне вся в слезах — мол, Маруся, помоги… А чем я помочь-то могу? Со мной-то Галка смирно себя вела! Пробовала я с нею говорить о матери, а она сразу насупится только и молчит. Исподлобья так смотрит прямо по-волчьи! Мне тут же и нехорошо становилось — поди узнай-ка, что у нее на уме!

Соседка снова прервалась, чтобы перевести дух. Влад хмуро молчал, обдумывая полученную информацию.

— Мария Андреевна, — спросил он, — скажите… а друзья-подруги были у Гали?

— Подруги-то? — оживилась женщина. — Вообще Галка необщительная была, замкнутая какая-то… Но подружка у нее была все же! Светланкой звали. Захаживала она к Галочке частенько. Учились в одном классе, и в институт вместе поступать уехали. Не знаю только, поступила ли эта Светлана вместе с Галкой-то…

— Поступила, — заметил Влад, — они и сейчас вместе учатся, в одной комнате живут, и я эту Светлану знаю… Ну, а мальчики?..

Влад внутренне напрягся, задавая этот вопрос. Имя Виталика, упомянутое вскользь Светой, врезалось ему в память. Но соседка поняла его по-своему и хитровато улыбнулась.

— Ну а как же! — она ласково взглянула на парня. — У такой видной девушки, как Галочка, и чтобы мальчиков не было? Был у нее один… года на два ее постарше. Виталиком звали. Он раньше Галки в Москву уехал, в институт поступил. Они такой красивой парой были! Мы уж все тут думали — женихом с невестой станут…