Кристиан фыркнул. Вот что еще привлекало его в дружбе с Питером – было кому сказать или сделать за него то, что воспитанному мальчику говорить и делать не положено.
– И что, по-вашему, может случиться, если кто-то пересечет реку и поглядит на нее? – поинтересовался Фоллоуз.
– Об этом даже в шутку не стоит. Помните ваши слова про охоту на динозавров?
– Конечно. Я сказал, что буду осторожен, бабочек обещаю не топтать. Это из рассказа Рэя…
– Да знаю я рассказ. Его все знают. Так вот, переход через реку – та же бабочка. Так что мы сидим в холмах. По нашу сторону реки.
Стоктон раздраженно включил радио и крутил настройки, пока не нашел кантри. Голос Эрика Черча едва пробивался сквозь шорох и писк.
Питер считал, что Фоллоуз – самый крутой из друзей отца. Питеру хотелось знать, как тот убивал людей на войне, – вот как это: воткнуть нож в живого человека? Питер читал о солдатах, которые убивали врагов, а потом насиловали их жен и дочерей. Питеру казалось, это весьма стоящий повод завербоваться в армию.
Он как раз мечтал об армии, когда они подъехали к подобию военной базы – дорогу перегораживал автоматический шлагбаум, а по обе стороны от него высилась изгородь высотой футов в десять, увитая проволокой. Фоллоуз опустил водительское окно. Отец перегнулся через него и отсалютовал глазку камеры. Шлагбаум поднялся. Машина въехала на территорию.
– Чарн забыл оборудовать пулеметное гнездо, – заметил Фоллоуз.
– Его просто не видно. – Отец рыгнул, докончив бутылочку «Бима», и пустил ее кататься по полу машины.
Вытащив из автомобиля сумки, они пересекли широкий двор, раскинувшийся вокруг дома. В доме обнаружилась миссис Чарн – невысокая, плотная, косолапая, она ни разу не взглянула гостям в лицо, предпочитая изучать собственный пол. Самым забавным в ее внешности оказалась огромная, красная, как пупок, бородавка под правым глазом.
По ее словам, мистера Чарна не стоило ждать до вечера, но она счастлива принять постояльцев. Как пахнет в доме, Питеру не понравилось – старыми книгами, пыльными шторами, плесенью. В полу недоставало досок. Дверные проемы за века (неужели и впрямь века?) осели, многие покосились, и абсолютно все были слишком низкими для людей двадцать первого века. Спальни располагались на втором этаже: небольшие чистые комнатки с бугристыми односпальными кроватями, простой мебелью и декоративными ночными горшками.
– Я надеюсь, что они декоративные, – заметил Стоктон, когда Питер пнул один из горшков ногой.
– Да вы шутник, мистер Стоктон, – отозвался Кристиан.
Чем дальше, тем больше Питер мрачнел. В туалете на втором этаже стоял бачок с цепочкой, и когда Питер откинул крышку унитаза, из него выбежал паук-косиножка.
– Пап, – прошептал Питер трагическим голосом. – Это же хлев какой-то!
– Казалось бы, при доходе в миллионы долларов… – начал Фоллоуз.
– Дом останется таким, какой он есть, – закончила миссис Чарн из-за его спины. Если она и слышала, как ее жилище сравнили с хлевом, голосом этого никак не выдала. – Ни одну дверь не перевесим. Ни один кирпич не переложим. Муж не знает, почему дверца открывается в то, другое место, и не хочет ничего менять, чтобы она не прекратила туда открываться.
Питер молча раздавил паука, пробежавшегося по носку одной из его туфель «Гуччи».
Достигнув цели путешествия, он, однако же, приободрился. В охотничьей комнате был накрыт массивный стол. При виде чучел на стенах в животе у Питера забавно екнуло – острый укол желания, сходный с тем, что он чувствовал, когда решался поцеловать девчонку.