— Ну что? — обратился он к Марешке. — Готово? Если нет, то пойдем на пляж.
— Солнце еще не закатилось, — ответила Марешка, не поднимая на него глаз, двигая бусины.
— К чему оттягивать неизбежное? — спросил про-папа, и тут оба они обернулись на хлопанье крыльев. Третий черный голубь опустился на перила веранды.
— Почтовый голубь принес послание, — сказала птица. — Для Марены. Вспомни, кто ты есть, Марена Свароговна. Посмотри…
Голубь жалобно вскрикнул, когда про-папа одним неуловимым движением схватил его с перил, поднес ко рту и откусил ему голову острыми белыми зубами. Потом похрустел, проглотил, а тело выбросил в сад.
— Нямка! — сказал про-папа. — Съел, урча. Сорт «белдам», не иначе. На чем мы остановились, Мареш?
Закат заливал фальшивый мир-ловушку сочным медным светом. Про-папа смотрел на нее своими ракушками.
— А где мама? — спросила Марешка.
— Зачем тебе мама, когда есть я? — пожал плечами про-папа. — Нужна будет — позовем, или новую сделаем. А хочешь — ту, настоящую сюда заберем.
Марешка вздохнула, чувствуя, как собирается в ней белая, ледяная ярость, как первый буран настоящей зимы. И в ее нарастающем накале, как в свете люминесцентной лампы, она вдруг увидела богов.
Себя и его.
Она видела себя.
Прекрасная зрелая женщина в легкой тунике шла через поле, касаясь золотой рукой склонившихся колосьев.
Белая мраморная статуя воздевала ладони, призывая из земли щедрую жизнь и зеленую силу.
Темная, могущественная сущность клубилась под землей, мчалась сквозь почву, всходила ростками, поднималась в небо, дождем бросалась обратно, впитывалась в трещинки, в поры земли, потом замирала в зимнем сне.
Люди несли на палке набитое соломой чучело, одетое в рубаху последнего умершего в селе человека, подвязанную поясом последней вышедшей замуж невесты. Они пели:
Несе смерть из веси, а ново лето до веси.
Здравствуй, лето любезно, обилье зелёно!
Худенькая девочка в черной футболке лежала на холодном кафеле роскошной ванной комнаты, поскользнувшись и ударившись головой.
И она же, Марешка, стояла сейчас на веранде в несуществующем кармашке мира, куда ее заманил вот этот, темный, жадный, который хочет забрать ее, как забрал ее отца.